Исход

Степняки давно приглядываются к Срединным землям. С тех самых пор, как Арчи Мудрый их оттуда выбил. Но до этой поры ими двигали амбиции, жадность и злость. Теперь для степняков это вопрос жизни и смерти. С потерей единственно плодородной Священной Земли им всем не выжить.

Верховный расправил плечи.

— Есть о чём побеседовать сегодня со Стражем. И с Казначеем.

Тут он позволил себе ухмыльнуться. Последний любил поучать Стража, как надо воевать. Ни одна их встреча не проходила без этого. Особенно тому удавались рассказы о временах своей буйной молодости, как он лихо рубился со степняками и прочими разбойниками. Хотя ни для кого из Хранителей не было секретом, что Казначей дальше ворот Города никогда не выходил, а оружия так вообще панически боялся с самого детства.

— Так, что ещё? — Он загнул третий палец. — Башни. — Его густые брови сошлись на переносице. — Клео! Вздорная девчонка! Что мне с ней делать?

Была бы поменьше, всыпал бы по первое число и все разговоры! А тут… — Верховный в бессилии развёл руками. Потом, поймав себя на этом неподобающем правителю жесте, улыбнулся. — А ведь молодец, паршивка! Больше трёх тысяч человек спасла. Ни с кем не согласовала и всю ответственность на себя взяла. Ну вылитая мать! — Верховный крякнул в кулак. — Ну, об этом мы ещё с ней потолкуем! Вернётся на днях, покажу ей как самоуправство чинить! — Он даже пристукнул ладонью по столу. — Башни. Как бы то ни было, но и здесь мы оплошали. Пока есть достоверные сведения о трёх ближайших. — Его лицо застыло. — Все три уничтожены Лесом. Спасены и эвакуированы только эти самые три тысячи беженцев.

Во всех случаях имело место дезертирство. К чести Стража, в основном бежали вольнонаёмные. Оставалось только надеяться, что оставшиеся семь башен сея участь миновала.

— Ты сам-то в это веришь? — Верховный в очередной раз горько вздохнул.

— И что теперь делать? Это ведь крах. Крах всей многовековой системы. Теперь-то ясно, что надо было прислушаться к робким, еле слышным голосам, которые говорили, что пора заняться преобразованиями. Так сказать, сближением жителей Города и Прилесья. А теперь что? Их вера в Хранителей подорвана, если не сказать утрачена. Эх! Как же раскалывается голова! — Верховный расстегнул сдавливающий его ворот. В этот момент в двери постучали, и, не дожидаясь разрешения, в залу вбежал запыхавшийся Судья:

— Клео! — выкрикнул он, жадно дыша.

— Что с ней? — Верховный даже привстал с кресла.

— Переправилась на ту сторону! — Судья, наконец, сумел справиться с отдышкой. — Мой источник сообщает, что они направились в сторону Леса! — Они? — Верховный, чуть успокоившись, снова опустился в кресло. Главное, жива. — С кем?

— С альваром и ещё тремя лесовиками.

Верховный прикрыл глаза. Судья ещё что-то говорил, но он его не слышал.

«Неужели это не выдумка?» — в который раз спрашивал он себя. Эти предания и то, о чём предупреждала незадолго до своей кончины его любимая жена, мать Клео? Наконец Верховный открыл глаза и тихо произнёс:

— Чему быть того не миновать!

Ему не понравился взгляд, которым его украдкой одарил Судья.

* * *

Глава 9

Ник поймал себя на мысли, что испытывает дежавю. Впереди грузно и, как всегда, неторопливо переставляя когтистые лапы, шли ленивцы. В повозке, среди многочисленных мешков со всякой всячиной, которой их снабдила в дорогу сердобольная Лола, виднелась бородатая голова Шептуна. Сит шёл рядом и, что-то насвистывая себе под нос, время от времени подгонял ленивцев длинной жердью. Колёса повозки монотонно поскрипывали, нагоняя дремоту.

Правда, ландшафт разительно изменился. Ник совершенно не узнавал дорогу, по которой пару месяцев назад он, Сит, Шептун, Рон и Валу двигались к переправе. Было такое ощущение, что всю растительность, пусть и скудную тогда, срезало исполинской бритвой. Вокруг простиралась безжизненная, каменистая пустыня, с редкими, словно обглоданными холмами.

Тварей за весь их долгий дневной переход они не встретили ни одной. На пути иногда попадались грязно-зелёные «кляксы», как про себя назвал их Ник. Тогда Шептун вёл всех в обход, стараясь близко к ним не приближаться.

Кляксы были разных размеров и напоминали расплескавшийся во все стороны густой кисель. Иногда они сливались между собой раскинутыми, словно щупальца, рукавами и покрывали большие пространства. Если долго приглядываться, то можно было заметить, что эта масса живая. Иногда по ней пробегала лёгкая дрожь или вся поверхность целиком вдруг начинала ритмично вспучиваться и оседать. Тогда казалось, что клякса дышит. Ник один раз, любопытства ради, зашвырнул в одну из них увесистым камнем. Тот с чавкающим звуком плюхнулся в густую массу, погрузившись в неё наполовину. Какое-то время ничего не происходило. Затем кисель начал наползать на него со всех сторон, пока полностью не поглотил. Ник поинтересовался у Шептуна, что это за пакость такая. На что старик ответил, что, мол, когда прорастёт, тогда и узнаем. Давно привыкший к столь исчерпывающим ответам Ник к Шептуну больше не приставал.