Она повела его вверх по лестнице в свою комнату, где царил привычный хаос. Облегчение, которое Арчи испытал при виде ее, убедившись, что она здесь, уступило место тревоге иного рода. Выглядела она кошмарно. Лицо без признаков нелепого макияжа, который он видел на ней в прошлый раз, было серым и отечным, с темными кругами под глазами. Она куталась в потрепанное кимоно персикового оттенка, которое, как он припоминал, раньше носила Зоуи. «Без Ноэля не обошлось, – мелькнуло у него. – Наверное, приняла слишком близко к сердцу».
– Я вообще-то уже лежала в постели, – сказала она. Голос звучал вяло, в нем сквозило напускное равнодушие. И все-таки ему стало чуть легче.
– Почему вы вернулись?
– Полл прислала мне телеграмму. Что вы в беде.
– И больше ничего не объяснила?
– Связь была слишком плохая. Я не расслышал.
– Вы же сказали – телеграмму.
– Да, и я позвонил ей.
– А.
И замолчала. Она стояла лицом к нему, он видел, что она дрожит.
– Что стряслось?
– Вам я могу сказать. Кажется, я беременна. Такая пошлость, да?
– Вы точно знаете?
– Ага. Поначалу сомневалась, а на прошлой неделе узнала наверняка.
Этого он никак не ожидал.
– Больше никто не знает, – продолжала она, – кроме Полл. – И добавила после паузы все тем же скучным голосом: – И Ноэля, конечно. И Фенеллы. – Она нахмурилась, словно пыталась не дать лицу распасться на части. – Ох, Арчи, как они злятся! Будто я
Он встал на колени рядом с ней, она прильнула к нему. Он гладил ее по голове, обнимал обеими руками и давал выплакаться. Слезы так и не появились.
– Я даже плакать теперь как следует не могу, – сказала она. – Похоже, израсходовала все обычные способы.
– Клэри, дорогая, ну конечно, вы не виноваты. Конечно нет. – Он помолчал и спросил: – Почему Ноэль злится?
– Потому что ему даже мысли о детях
– А
– Но как? Он же тогда больше ни слова мне не скажет – и видеться не захочет. А я его люблю и не смогла бы поступить так подло и эгоистично. – После паузы она сказала: – Теперь уже все кончено. Они вчера мне так сказали – то есть
– Если он не хочет, чтобы у вас был ребенок, мог бы и раскошелиться.
Но она только взглянула на него, без слов давая отрицательный ответ. Потом сказала:
– Я ведь думала, что он меня любит. Я правда в это верила. Извините, Арчи, мне надо выйти, сейчас стошнит.
В ее отсутствие он убрал книги, бумаги и одежду с единственного кресла. Исписанный листок бумаги спорхнул на пол. Он поднял его, прочитал «Мой милый Ноэль» и продолжать не стал. Граница между его делом и не его делом вдруг стала очень размытой.
Она вернулась, он усадил ее в кресло, придвинул поближе кухонный табурет и сел рядом.
– Полегчало?
– Очень на это надеюсь. За сегодня уже третий раз. Обычно так поздно уже проходит.
– Хотите чаю или еще чего-нибудь?
Она потрясла головой.
– Хоть и не очень хочется, но мне бы лучше съесть галету. Они считаются полезными, говорит Полли. Она узнавала.
– А что обо всем этом думает Полл?
– С этим непросто, потому что Ноэля она видела только однажды и сразу невзлюбила. Не знаю почему, просто невзлюбила, и все, и когда я спросила, она, само собой, так и сказала. Она ведь до ужаса честная, так что ей пришлось.
После паузы она добавила:
– Вообще-то их неприязнь была взаимной. Ноэль считал ее поверхностной.
– А вы с
– Да, – устало подтвердила она. – Иногда я в чем-нибудь не соглашалась с ним.
– Где у вас эти галеты?
– Кажется, под кроватью – по-моему, они туда завалились.
– Вы обедали?
– Смысла не было. Обычно я ужинаю. Так вроде бы ничего.
– То есть у вас получается и проглотить ужин,
Давняя семейная шутка. Услышав ее, она почти улыбнулась.
– Папина поговорка, да? У папы их полно, на все случаи жизни.
– Как думаете, может, стоит рассказать ему?
– Если получится, я бы лучше этого не делала. Но если у меня
– Ну, об этом пока что думать незачем, и принимать решение – тоже. По-моему, вам не помешает поспать. Я побуду наверху у Полли, потом свожу вас поужинать. Годится?
– А вы что будете делать?
– Почитаю или тоже вздремну. В поезде поспать почти не удалось.