Исход

После трех недель порицаний за курение, употребление спиртного, отсутствие беременности, неумение быть хорошей матерью, – по всем пунктам бесспорное попадание в цель, несчастно думала она, – они вернулись в Лондон, и для нее возобновилась прежняя жизнь: пришлось придумывать меню и заказывать еду миссис Олсоп, соображать, чем занять Себастьяна в нянин выходной, и иногда уходить в одиночку куда-нибудь, где она бывала вместе с Хьюго. Однажды в Портобелло в витрине того магазина, где он отыскал стол-пемброк, она увидела разложенный на инкрустированном столике лоскут ткани в красную и кремовую полоску. Это все, что осталось от шторы, сказал хозяин магазина, – немного пообтрепалась по краям, но материал крепкий. Он запросил за нее три фунта, и она купила ее просто потому, что обожала полоски. Красная, мягкая и яркая, была атласной, кремовая – из муаровой тафты. Ее портниха сказала, что ткани хватит на платье, но с почти прямой юбкой и лифом с бретельками-ленточками на плечах. Платье вышло романтичным, с легким флером Регентства, первый же случай надеть его представился, когда Майкл устроил званый ужин, в том числе для своей матери, отчима и известного дирижера – одного из крестных Себастьяна. Последний уговорил Луизу сводить его к крестнику. «Он наверняка уже спит», – предупредила она, пока они поднимались по лестнице в детскую.

Он спал. Вместе они смотрели, как он лежит в кроватке, освещенный только полоской света из приоткрытой двери в коридор. Она повернулась, чтобы уйти, и тут его тяжелая рука легла на ее плечо, пытаясь сдвинуть с него бретельку. Она отпрянула, бретелька оторвалась, и она застыла лицом к нему, придерживая платье на груди. Он по-прежнему тянулся к ней – «ты чертовски привлекательная девчонка», – и она бросилась в коридор, а оттуда – в дневную детскую, где попросила няню зашить на ней бретельку. Инцидент оказался полезным для нее – тем, что не внушил паники: она просто разозлилась. Весь вечер она ловила себя на том, что изучает его по частям: его напомаженные черные волосы – чересчур черные, явно крашеные, его чудовищные руки, настолько громадные и узловатые, что они были бы впору великану-людоеду, его залакированное лицемерие – «какой ангелочек достался мне в крестники», и прочие гадкие замечания, с которыми он обращался к Зи, и то, с каким отсутствием подлинного интереса он украдкой ощупывал взглядом ее фигуру.

А потом эта вечеринка в честь Анджелы… вспоминая ее теперь, она осознала, насколько изменилась ее кузина. В то время она была худенькая, как щепка, бледная, с накрашенными ресницами и ярко-алыми губами; на поздравления она отвечала очень холодно, почти не улыбалась и не разговаривала. Теперь же она в целом обрела плоть: стала округлой, смягчилась, в ней появились искренность и непосредственность. Наверное, счастливый брак все-таки существует в природе, думала Луиза. Конечно, а как же иначе: это она все испортила в своем.

Она приближалась к тому углу, на котором всегда стоял неизвестный продавец с лотком черепашек. Майклу она пообещала, что больше не купит ни одной, так как он уверял, что тогда они не поместятся в коробку из-под одежды, в которой им предстояло путешествовать. Поскольку с самого начала он не возражал против ее затеи, ей казалось, что она обязана следовать установленным им правилам. В конце концов, даже если она купит, допустим, еще три, уже завтра в лотке их появится не меньше дюжины. Поэтому она на всякий случай перешла на сторону улицы, противоположную от торговца черепахами.

Майкл уже вернулся в их номер.

– Где ты пропадала?

– Встречалась с Анджелой, моей кузиной. И обедала с ней.

– Но уже почти пять часов!

– Обратно я шла пешком. Довольно далеко. А в чем дело? Нам ведь выходить только в восемь.

– Ну, вообще-то да. Мы выпьем вместе с Мейми и Артуром Кестерменом – ты их знаешь, мы познакомились у Эмизов. – Она не помнила, но говорить об этом не имело смысла. – Так что лучше тебе начать одеваться, дорогая. Ах, черт! Перед ужином еще придут фотографировать нас. Придется принять фотографа здесь заранее или встретиться с ним у Кестерменов.

– Зачем нас фотографировать?

– М-м, ну… – замялся он, завязывая галстук-бабочку, – это потому, что мы ужасно знамениты.

– Ты – да. А я нет.

– И ты, потому что ты моя жена. – Он поймал ее взгляд в зеркале на туалетном столике. – По крайней мере, мне хотелось бы, чтобы ты была моей женой в большей степени, чем ты, кажется, готова. Ты уже приняла решение на этот счет?

– На какой? – глупо переспросила она.

– Согласна ли ты снова спать со мной, дорогая. Тяжко, знаешь ли, жить бок о бок, слушать, как все восхищаются твоей женой, а ей до тебя и дела нет.

– Да, наверное… извини. – Раздеваясь под этот разговор, она чувствовала себя неуверенно и хмурилась. – Я, пожалуй, приму ванну.

– Тебе не хватит времени. Мы должны быть на месте через три четверти часа, а ты ведь знаешь, какая морока с этими черепахами.