В начале июня все разладилось. Когда впоследствии она пыталась понять, с чего все началось, ей вспоминались лишь какие-то мелочи, вроде начавшейся жары и заявлений Арчи, что ему не спится. А случилось вот что: поставив чайник к завтраку, она ушла в ванную и забыла о нем. Арчи в ясные дни выходил из дома рисовать еще до завтрака, так что запаха гари не почувствовал. Но в конце концов она учуяла его и, обмотавшись банным полотенцем, ринулась на кухню, где увидела черный дым. Она выключила плиту, а потом, не подумав, схватилась за чайник и, конечно, обожглась. Взвизгнув от боли, она бросилась к кухонной раковине, подставить руку под струю воды, при этом полотенце соскользнуло на пол. Так что когда Арчи, услышавший ее визг, вбежал на кухню, она была голой. Он нашел флакон с таниновой кислотой, велел ей похлопать ладонью по полотенцу, чтобы просушить, а сам тем временем замотал ее в полотенце и после этого забинтовал руку. Ожог был сильный, кожа уже начинала облезать. Но несмотря на это, он почти разозлился на нее, заявил, что она чертовски беспечна, не говоря напрямую, но намекая, что так ей и надо. Он поставил кипятиться воду в кастрюле – чайник был безнадежно испорчен – и прикрикнул на нее, чтобы она ради всего святого сходила наверх и оделась. Совсем не так
Тем вечером он известил ее, что намерен ненадолго уехать.
– Хочу во всем разобраться, – пояснил он, – и думаю, тебе тоже не помешает.
Пока она гадала, о чем это он, он добавил:
– Не можем же мы продолжать в том духе вечно.
– Почему не можем?
– Клэри, ради бога, повзрослей наконец! Я должен принять решение насчет моей квартиры в Лондоне – и Франции. Позволить себе и то и другое я не могу, хотя примерно это сейчас и делаю. А тебе пора справляться самостоятельно, а не зависеть от других во всем.
– Я и справляюсь.
– Отлично. В таком случае, в мое отсутствие у тебя никаких трудностей не возникнет.
– Ты едешь пожить во Францию?
– Возможно. Пока не решил. Но по условиям сделки я не обязан рассказывать тебе, где я. Как и ты мне.
– Я не против рассказывать тебе. Нисколько.
– Знаю.
– И надолго ты едешь?
– Вернусь к свадьбе Полли.
– Она же только в середине июля. Это шесть недель!
– Примерно.
– Вообще не понимаю, какой в этом смысле. – И она спохватилась: – Ты же обещал помочь мне выбрать, что надеть на свадьбу!
«А вдруг в коттедже начнется пожар? Или я сильно заболею?» – эти и другие вопросы вырвались у нее сами собой. Но он только посмотрел на нее, пожал плечами, улыбнулся и ответил:
– Ну, в самом крайнем случае ты всегда можешь съездить к отцу в Лондон. Согласен, в одежде ты мало что смыслишь, но Зоуи поможет тебе – она разбирается в таких вещах гораздо лучше, чем я. А поставить чайник и забыть про него – поступок, свойственный людям скорее семидесяти двух, чем двадцати двух лет от роду. Тебе следовало бы пользоваться всеми преимуществами, какие только есть в настолько трогательной
Своей невозмутимостью и черствостью он взбесил ее, она скорее злилась на него, чем горевала, и когда на следующее утро он уезжал, ограничилась холодным поцелуем в щеку.
3. Отверженные
Лето 1947 года
Она так умаялась, и неудивительно. Полночи она не спала, и если не считать кратких отлучек в ванную, только тем и занималась, что перекладывала вещи в чемоданах. Сборы она начала в тот момент, как Китти объявила, что они уезжают, но к тому времени, как сняла с каминной полки все, что на ней стояло, и опустошила два верхних ящика комода, чемодан заполнился. «Но откуда же мне знать, что мне понадобится?» – воскликнула она, беспомощно наблюдая, как Рейчел распаковывает чемодан и начинает укладывать его заново.
– Ты едешь всего на две или три недели, дорогая,
Она кивнула. Фло нет, теперь она уже знала это, осталась лишь ее фотография в летнем платье, которое она, Долли, всегда недолюбливала, и с янтарными бусами, про которые, помнится, в то время она сказала, что это
Пришлось позволить Рейчел самой укладывать вещи, и даже она признала, что одного чемодана не хватит, но после того, как она поужинала и ей пожелали спокойной ночи, она выбралась из постели и снова занялась делом. Она едет вовсе