После чая она решительно заявила, что займется чемоданами – сама, несмотря на то что Айлин предлагала помочь ей. Утомилась, конечно, зато знала, где что лежит. В доме не было никого, кроме прислуги, разумеется, поэтому она настояла на своем желании ужинать вместе с Китти, которой в противном случае пришлось бы сидеть за столом одной. Но вскоре после ужина она подумала и объявила, что пойдет к себе, устраиваться на ночь. Китти провожала ее, так что пришлось подниматься по ступенькам быстрее, чем хотелось бы, и после поцелуя на ночь она осела на постель, стараясь отдышаться. Она прекрасно поужинала: миссис Криппс подала на стол жареную курочку – особое лакомство ее детства, – с молодым картофелем и шпинатом из сада. Затем был пирог с ревенем, а она всегда питала пристрастие к ревеню и совсем забыла, что он ей, кажется, уже не годится. Началось легкое несварение. Несколько минут она посидела на кровати, отдыхая. Окно было открыто, небо приобрело прелестный нежно-лавандовый оттенок: было еще довольно светло. Она и вправду совсем умаялась, как говаривал милый папа, но сходить в ванную все же следовало, потому она и встала. Еще когда она разбирала вещи, ей показалось, что в комнате чего-то недостает, хотя она никак не могла сообразить, чего именно, но когда вернулась из уборной, сразу поняла. Кровать Фло исчезла. Стояла у окна, а теперь там пустое место. Это расстроило ее: как будто тот, кто убрал кровать, отрицал существование Фло. Не ее существование сейчас: она знала, что Фло ушла – к своему Создателю, к папе и маме, к их дорогому брату, убитому на войне, – а ее существование
Вдруг оказалось, что она сидит в кровати. Высоко в груди остро закололо от приступа несварения, и она крепко зажмурилась, пережидая его. А когда открыла глаза, в комнате было полным-полно мелких мушек – наверняка залетели через открытое окно. Она повернула голову посмотреть. На свету, который стал серым с примесью более темного лавандового, мушек не было, но в груди по-прежнему болело, и она повернулась, чтобы поставить подушки повыше и сесть прямо, прислонившись к ним, но когда села, как будто кто-то давил ей на грудь, и болезненный нажим этой тяжести грозил раздавить ее, если она не побережется… Она услышала далекий задыхающийся голос, который убеждал ее не волноваться (неужели Фло?), опять повернулась к окну, но тускло-лавандовый отблеск совсем потемнел, потерял цвет, а потом сменился светом таким белым и слепящим, что она с криком – от страха и узнавания – упала в него…
– Не спишь?
Ответа снизу не последовало. И неудивительно, день выдался беспокойным и для нее, и для Рейчел. Но именно Рейчел взяла на себя все самое утомительное. Проводив тем утром Дюши и Долли в Хоум-Плейс, она принялась укладывать собственные вещи. Ей понадобилось еще закрыть квартиру, а затем отправиться на Эбби-роуд – помогать
– У нас будет еще уйма времени, чтобы все обсудить, – заверила она. – А пока что для нас важнее всего – не опоздать на поезд.