Исход

К тому времени они уже успели поговорить о родных, она рассказала про свою работу в каком-то явно шикарном заведении и о жизни в квартире вместе с Клэри. Он спросил, нравится ли ей жить в Лондоне.

– Пожалуй, да. Когда в войну все мы жили в Хоум-Плейс, я часто мечтала, как поселюсь в городе, как у меня появится работа, свое жилье и все такое. Странно, но многое кажется заманчивее, когда находится далеко. Наверное, поэтому людям так нравятся панорамы. Ну, знаешь, когда видно многое, но там, внутри, тебя нет, – пояснила она.

Он задумался об этом.

– Нет, – возразил он. – Я понимаю, о чем ты, но мне так нисколько не кажется.

– Но тебе же всегда хотелось от всего отдалиться, разве нет?

– Кое от чего. – Он насторожился.

– А теперь тебе хорошо – когда у тебя получилось?

– Об этом я вообще-то не задумывался. Хочешь, я сварю нам горячего шоколада? Молока у меня полно.

Полли ответила, что это было бы чудесно. Он вышел за молоком, а когда вернулся, она спросила:

– А что с мытьем посуды? Я справлюсь, если ты покажешь мне, как надо.

– Я сам попозже вымою.

Он снял с примуса чайник с водой для мытья посуды и начал помешивать шоколад в кастрюльке. Вдруг в голове у него стало тесно от всего, что хотелось спросить, обсудить, рассказать, выяснить, какого она об этом мнения.

– Как думаешь, жизнь дается, чтобы быть счастливым?

– А каким же еще, по-твоему?

– Ну, быть полезным… помогать людям. Пытаться изменить мир к лучшему – что-то в этом роде.

– А по-моему, если ты счастлив, значит, и мир становится лучше.

– Вот только для этого надо быть довольно умным, верно? Я хочу сказать, это не так легко, как кажется.

– Нелегко. – Ее голос прозвучал грустно, и вдруг она рассмеялась. – Только что вспомнила: мисс Миллимент рассказывала, что во времена ее детства была такая поговорка: «Добрее будь, а ум оставь другому». И это ее бесило. По ее словам, даже в десять лет она никак не могла понять, почему доброта должна быть альтернативой уму. Но ведь альтернативой счастью она могла бы стать, правда?

– Это если приходится выбирать, – упрямо возразил он. И увидел, как на ее белом лбу появились мелкие морщинки – и пропали, пока она искала свою правду. – Я подумал о Норе, – сказал он. – Она посвятила свою жизнь заботам о Ричарде и о других.

– Ну вот, и разве от этого она не стала счастливой?

– Не знаю. Думаю, она смотрит на вещи иначе.

– Наверное, – сказала Полли, – в этом случае важно другое: удается ли ей сделать счастливыми тех людей, ради которых она жертвует жизнью.

В наступившей тишине он вспомнил Ричарда, сидящего в кресле на вечеринке. Счастливым он не выглядел, его лицо вообще не выражало никаких чувств, разве что чуть оживало от жадности (слабой), когда Уиллс или Роли совали кусочки еды ему в рот.

– Само собой, – заговорил он, – любой может потерпеть неудачу в чем угодно – в доброте, счастье или еще в чем-нибудь.

– Но не в нашем возрасте, – ответила Полли. – Если мы и ошибемся, у нас еще есть время на новую попытку.

Он поискал для нее кружку без щербин, но она понадобилась раньше для чая, так что пришлось довольствоваться лучшей из оставшихся.

– Пей с этой стороны, – показал он.

Пока они пили шоколад, она спросила его про работу на ферме.

– Расскажи, чем ты занимаешься целыми днями.

– День на день не приходится. Все зависит от времени года.

– Ну тогда – что делаешь сейчас.

– Сейчас помидорная пора, – ответил он. – У Тома Херста две больших теплицы для помидоров, вся суть в том, чтобы заставить их плодоносить как можно раньше. На прошлой неделе я пересаживал рассаду – сотни кустов. А до этого готовил горшечную смесь. Зимой я занимаюсь в основном ремонтом – к примеру, в курятнике, и вдобавок коровы в основном под крышей, им надо подбрасывать сено. Скота у нас не много, всего по нескольку голов, да и то лишь потому, что здесь так заведено. Том Херст зарабатывает на жизнь помидорами, ягодами и овощами на салат, которые мы растим весной и летом. У него есть несколько овец – всего около дюжины – но нет земли, чтобы выращивать зерно. Он уже не молод, а детей у них нет – единственного сына убили в Бирме. Собственно говоря, в этом одна из моих проблем.

– Ты заменил им сына?

Он кивнул, восхищаясь ее догадливостью.

– Да. Мардж, жена хозяина, говорила мне, что он хочет завещать мне ферму с домом и всем остальным.

– А ты не знаешь, нужна она тебе или нет?

– Не знаю. Но если он все-таки оставит ее мне, мне будет неловко просто продать ее и уехать.

– А ты говорил с ним об этом?

– Только не это! Я так не могу. Видишь ли, я не должен был об этом знать. Просто она мне рассказала. Думала, что я обрадуюсь.

Он поднялся, чтобы снова поставить чайник на примус. Ему хотелось так много рассказать ей, но в голову вдруг пришла мысль, что он ей уже наскучил: люди, живущие не в одиночку, наверное, не говорят так подолгу – или хотя бы не все время так, как говорит он.

– Если хочешь, пока почитай что-нибудь, – предложил он. – Я сам сложу нашу посуду в таз, тебе ничего не надо делать.