Исход

Арчи вынул градусник, чтобы ответить: «Четыре дня», и вернул на прежнее место. Она предупредила, что отойдет, опять велела ему лежать смирно и вышла из комнаты.

Он вынул градусник и посмотрел на него – чуть меньше ста одного[8]. Его температура снижалась. После ночных бдений у Вилли он отправился на работу в ужасном состоянии, но сумел как-то продержаться весь день на аспирине и чае, которые носил ему делопроизводитель, годами оказывавший ему бессчетное множество мелких услуг. Около четырех, когда он уже собирался уходить, его вызвали. Суетливый и вспыльчивый человечек, под началом которого он работал, объявил, что сегодня днем присутствовал на чрезвычайно важном совещании, результатом которого станут изменения в нынешних бланках учета демобилизованных, а это, по его словам, будет иметь далеко идущие последствия. Арчи молча ждал, когда ему объяснят, какие именно, но мог бы и догадаться. Дальше, чем он, остальные не продвинулись: придется переделывать последнюю партию – две недели нудной однообразной работы псу под хвост. Этим вечером и завтра предстояло довести до сведения всех соответствующих отделов: бланки, покинувшие пределы здания, должны быть признаны недействительными, а новые введены в обращение сразу же, как только поступит образец от помощника заместителя главы ведомства. Осталось неясным, когда именно это произойдет, но Арчи должен был оставаться в состоянии полной боеготовности.

Он откозырял, убрался из душной комнаты и покинул здание. Шел дождь. Не найдя в себе силы лезть в автобус, а потом идти до квартиры пешком, он взял такси. Для мая погода выдалась паршивая: хмурое серое небо, дожди и грозы – одна началась, пока он добирался до дома. В квартиру он ввалился, дрожа в ознобе и мечтая лишь об одном: забраться в постель и отогреться. На следующий день, после беспокойной и лихорадочной ночи, он позвонил на работу, сообщил, что прийти не сможет, и отключил телефон. На четвертый день в дверь позвонили – это была Нэнси. О том, что вчера вечером обещал ждать ее у кинотеатра «Керзон», он забыл напрочь. Она была доброй девушкой – или женщиной, – не стала упрекать его и, казалось, только хотела помочь. Быстро обнаружив, что в доме нет ни крошки еды, она сходила в магазин, потом налила ему ванну, а пока он принимал ее, сменила постельное белье. И вот теперь вернулась с миской супа и тостами. Он зверски проголодался и был признателен ей.

– Это черепаховый, – сказала она. – Говорят, очень питательный. Я купила еще банку. К врачу вы, надо понимать, не обращались?

– Не было смысла. Это просто грипп. И я уже все равно иду на поправку.

– У вас, похоже, телефон неисправен – я сообщила в компанию.

– Исправен. Я его отключил.

– Хотите, я… останусь на ночь? Могу поспать в гостиной.

– Очень любезно с вашей стороны, но мне лучше побыть одному.

Судя по выражению лица, она расстроилась, но не удивилась.

– Ладно. Только телефон включите, чтобы я могла позвонить завтра и узнать, как вы тут.

Он выловил ложкой из миски квадратик студенистого черепахового мяса, который клали в каждую жестянку, и съел.

– Огромное спасибо вам за заботы.

– Не за что. Вы же мне правда нравитесь.

Эти слова, хоть и были произнесены беспечным тоном, встревожили его.

– Вам правда незачем приходить завтра. Вы же принесли мне достаточно припасов и сможете передать, что в старое доброе Адмиралтейство я вернусь в понедельник.

– Если к тому времени температура уже прочно спадет.

Она забрала с его колен маленький поднос.

– Сейчас вымою посуду и уйду. – На ней был его макинтош, прикрывающий колени, которые иначе были бы на виду под подолом ее короткой пышной юбки-дирндль.

– Целоваться с вами я не стану, – тоном уступки предупредила она. – Ну, я пойду, – уже в третий раз сказала она у двери, пока повязывала шелковый шарф – васильковый, с узором из рассыпанных в беспорядке горчично-желтых скрипичных ключей.

– Спасибо вам большое. С вашей стороны прийти было очень мило.

– Да ладно, – невнятно пробормотала она.

– А тот фильм мы посмотрим, когда я поправлюсь, – сказал он ей вслед.

– Хорошо.

Она ушла, а он представил, как она идет к «Южному Кенсингтону», едет по кольцу до «Ноттинг-Хилл-Гейт», садится в тридцать первый автобус до Суисс-Коттидж, после чего снова идет пешком по одной из улочек, где по обе стороны тянутся дома из красного кирпича, – идет до тех пор, пока не доходит до того, в котором у нее квартирка. Добираться до дома ей больше часа.

Он все еще был голоден. Выбрался из постели, направился на кухню, и там, преодолевая головокружение и слабость, сварил себе яйцо и приготовил еще тостов.