Исход

Пригласили тем временем фотографа Александра Оцупа, узнавшего как Ольгу, так и Сундукову и подтвердившего рассказ последней. Пригласили Пашу – приходившую прислугу – и та сообщила, что «хозяева ладно жили, полюбовно».

Потом свидетелей стал вызывать защитник. И снова предстала перед публикой Наталья Максимовна, всё такая же величественная и преисполненная неведомой гордости.

– Скажите, свидетельница Штерн, – начал адвокат, – что побудило вас обратиться к градоначальнику с просьбой о выселении Ольги Александровны Ламчари из Петербурга?

Вопросы защитника Наталье Максимовне определённо не нравились. Она снова нахмурилась.

– Это… для сына, – сказала она. – Это сын писал. Я не могла писать за него – он в совершенных летах.

– Вот это прошение, – объявил адвокат и потряс в воздухе пачкой листов. – Действительно, подпись под документом принадлежит вашему покойному сыну – Сергею Милентьевичу Садовскому. Но само прошение написано вашей рукой – это подтвердила экспертиза. А вот, что показал на предварительном следствии свидетель Запоев: «Это я посоветовал госпоже Штерн написать прошение на имя градоначальника, чтобы досаждавшую её сыну мошенницу Ламчари выселили из Петербурга. Госпожа Штерн охотно согласилась и даже намеревалась писать от своего имени. Когда же я объяснил ей, что сын её совершеннолетний, а потому сам должен подписывать такие бумаги, она сказала, что запишет текст прошения с моих слов, а подпись сына постарается заполучить потом. Она отнесла прошение в больницу, где лежал её сын, болевший, кажется, тифом. И действительно вскоре заполучила его подпись. “Особенно и мучиться не пришлось”, – так она сказала тогда и была очень довольна».

Зал загудел возмущённо.

– Так как же, свидетельница Штерн, – снова приступил адвокат к Наталье Максимовне, – вы сами писали прошение со слов Запоева или его писал ваш сын?

– Сама писала, – недовольно ответила Наталья Максимовна. – Запоев диктовал, а я писала. Потом сыну отнесла, он подписал. Сын болен был, а я – мать, мой долг – помогать моим детям и ограждать их от зла…

– Какое же зло видели вы в подсудимой?

– Я уже говорила и ещё скажу: она мошенница и публичным ремеслом занималась… возможно… Были такие подозрения… Хотела замуж обманом выйти за моего сына.

– Разве сын просил вас помогать ему?

– Он болен был и не мог просить.

– Кстати, о вашем прошении… Поскольку податель более не может жаловаться на чинимые ему злочинства, бумаге ход не дан. Остаётся немало куда более злободневных дел-с, нежели защита покойников от надоедливых невест. А теперь скажите, помогали ли вы сыну в других делах? Например, в финансовых.

– Ну… Было и помогала…

– Пожалуйста, расскажите суду, какую именно помощь вы оказывали вашему сыну.

– Нечего тут рассказывать! – отрезала Наталья Максимовна. – У него капитал небольшой от отца. Надо было умножить, разместить хорошо… Вот я и помогала…

– Ну что ж, – согласился адвокат, – если нечего рассказывать – у меня всё…

Но после Натальи Максимовны пошли и вовсе невозможные свидетели. Сначала появился Туманов и заявил, что Ольга Александровна Ламчари – существо невиннейшее, наивное и обмануть никого не способна. Напротив, она сама стала жертвой обманщиков, таких как покойный Садовский и ныне здравствующий Сикорский.

– В чём же они её обманывали? – уточнил адвокат.

– Да тем, что морочили. Садовский обещал на ней жениться, а за глаза смеялся. А Сикорский подначивал. Если бы Садовский был честным, порядочным человеком, он был бы обязан жениться на Ламчари. Но поскольку порядочным человеком Садовский не был, то и удивляться теперь нечему.

После Туманова перед судом по очереди предстали Квитка и Зайцевский, заверившие суд в сугубой порядочности девицы Ламчари, в чём лично оба они имели возможность убедиться. На смену же этой парочке явился вдруг сам Аполлинарий Матвеевич Искрицкий, и Ольга, к своему удивлению, обнаружила, что это и есть самый близкий для неё человек – ничьему появлению она так не радовалась.

– Скажите, свидетель Искрицкий, где и как вы познакомились с подсудимой? – начал расспрашивать адвокат.

– В Харькове. Приехали ко мне господин Зайцевский с моим племянником и привезли девицу Ольгу Ламчари чуть живой. У меня она упала в обморок и долго потом была в горячке. Идти ей было некуда, я оставил её у себя и выходил. Потом, снабдив средствами, хотел ей помочь устроиться – замуж хотел её выдать. Но она, соблазнённая упокоившимся Садовским, бежала с ним в Москву.

– А почему господин Зайцевский вместе с вашим племянником привезли Ламчари именно к вам?

– Видите ли, в чём дело… Ламчари была иудейской веры, но решила принять христианство, за что отец выгнал её из дому. Тогда её крёстный отправил Ламчари к своему знакомому, господину Квитке, в Харьков, дабы Квитка помог ей устроиться – оставаться в Бердянске было для неё невозможно. Квитка пытался найти ей место, но безуспешно – делать-то она всё равно ничего не умела. Так она и попала в конце концов ко мне.