Нужно отдать должное отцу Иегудиилу: как аскет он был непревзойдён среди современников. Продолжая носить вериги и власяницу, спал он на голых досках. В пищу он принимал только суп, сваренный особым способом. Собственно, и супом-то это кушанье называлось, скорее, условно, поскольку приготовлялось из двух компонентов: кипятка и лампадного масла. И лишь по праздникам позволял себе постник вкусить до двух ломтиков какой-нибудь засоленной рыбы.
Как водится, слава о подвигах нового аскета стала расходиться кругами от заштатного монастыря. И в монастырь направил стопы свои тот самый род, что, как известно, ищет знамения, чуда и благолепия. Заштатный монастырь оживился. Паломники дружно несли кто лепты, а кто и немалые вклады. Стали заглядывать и вельможи, один из которых, как раз таки ратовавший за возрождение духовной жизни, нашёл уместным представить отца Иегудиила самому Государю. Нелепая мысль эта зародилась в вельможной голове после проповеди аскета и постника.
Взошёл на амвон отец Иегудиил бледный, с ввалившейся грудью, но горящими глазами, пахнущий лампадным маслом и позвякивающий веригами. Взошёл и сказал глухим голосом:
– Трезвитесь! Блажен, кто возьмёт меры осторожности! Грядёт всемирная прелесть и всегубительный пароль! Скопище разбойническое под именем христианским, выдавая прелесть и обман за истину, силясь разрушить все религии, устройства государственные, испровергнуть власти властями, ввести всякие новости и разлить всюду дух революционный, чтобы всем всё христианское омерзить и заставить всех принять единое царство единого какого-то царя-самозванца. Имущие разум Божий, ясно то зрят и неутешно рыдают…
А потом были другие проповеди: о масонах, о революции, о числе 666… И проникнувшийся духом ратоборства вельможа решил доложить о новом праведнике Государю. Государь выслушал вельможу и согласился взглянуть на праведника. Тотчас послали за отцом Иегудиилом, и через несколько дней он был уже в Петербурге.
Государю понравилась эта искренность, эта страстность, эта непосредственность… «Quelle croyance naïve[8]
… – говорил он своим близким. – Я люблю слушать этот… vox populi[9]…» Пока же Государь слушал этот народный глас в лице игумена Иегудиила, последний вошёл в Петербурге в большую моду. Сначала на него смотрели как на диковину. Страсть, с которой он изобличал грешников и злоумышленников, производила известное впечатление и даже, по всей видимости, завораживала. Так что и Государь находился под влиянием этой чарующей убеждённости.Но, как известно, мода – вещь переменчивая. А поскольку отец Иегудиил ничем, кроме как «всегубительным паролем», не мог угостить публику, то и публика скоро начала зевать и разбредаться, привыкнув к иегудииловым филиппикам. Государь, которому Иегудиил повадился писать письма с требованиями «разогнать», «отдалить», «выслать», тоже заскучал и даже сказал однажды: «Что за болван, право!..»