Исход

— Мистер Бен Канаан, — сказала Китти, — а вы уверены, что я не выдам ваш план нашим общим друзьям?

Ари обернулся и посмотрел ей прямо в глаза. Она сразу поняла, что сказала что-то не то. Жесткая улыбка скривила его губы.

— Кажется, в вас заговорило женское самолюбие, и вы хотите, чтобы последнее слово осталось за вами. Я редко ошибаюсь в людях, просто не могу позволить себе этого. Мне нравятся американцы, у них еще не совсем вывелась совесть. Когда она проснется и у вас, можете найти меня у господина Мандрии — я буду рад показать вам Караолос.

— Вы очень уверены в себе, не так ли?

— В эту минуту я более уверен в себе, чем вы.

Ари вышел из комнаты.

Прошло несколько долгих минут, прежде чем спало напряжение, вызванное неожиданным визитом.

Китти сбросила туфли и села на кровать.

— Ты был прав, когда сказал, что нам предстоит интересный вечер!

— По-моему, ты правильно сделала, что не ввязалась.

— А ты?

— Я — другое дело. Тут всего на день работы, а может получиться нечто серьезное.

— А если бы ты отказался?

— О, они найдут другого журналиста в Европе и привезут его на Кипр. Они очень изобретательные люди. А я просто подвернулся им под руку.

— Марк, — задумалась Китти, — я вела себя очень глупо?

— По-моему, ты вела себя ничуть не глупее любой другой женщины. — Марк хотел дать ей понять, что от него не ускользнуло, какое впечатление произвел на нее Ари.

— Мужчина он потрясающий. Когда ты с ним познакомился?

— Впервые я его встретил в Берлине в начале тридцать девятого, когда был в первой командировке от АСН. Он выполнял там задание Моссада — вывезти из Германии как можно больше евреев, прежде чем начнется война. Ему тогда едва перевалило за двадцать. Затем я его встретил в Палестине: он служил в английской армии. Это было во время войны, и у него было какое-то секретное задание. После войны говорили, что он то и дело появляется в Европе, закупает оружие, переправляет нелегальных беженцев в Палестину.

— Ты серьезно думаешь, что из этой сумасшедшей затеи может что-нибудь выйти?

— Он умный человек.

— Да, ты прав. Этот Бен Канаан нисколько не похож на тех евреев, которых я знала раньше. Ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду. О них не думаешь как о борцах.

— А как ты о них думаешь? Ты, я вижу, еще не избавилась от добрых старых предрассудков нашей родной Индианы. По-твоему, еврей — это Абраша, жена которого Сарочка?

— Марк, перестань! Я достаточно работала с врачами-евреями и знаю, какие они высокомерные грубияны. Они ни во что нас не ставят.

— У них комплекс неполноценности.

— Я бы не стала с тобой спорить, если бы ты говорил, скажем, о немцах.

— Что ты хочешь этим сказать, Китти? Мы что же, чистые арийцы, по-твоему?

— Я только хочу сказать, что ни один американский еврей не поменялся бы местом с негром, мексиканцем или индейцем.

— А я тебе толкую, что не обязательно линчевать человека, чтобы узнать, что у него внутри. Да, конечно, евреям в Америке живется неплохо, но отношение к ним таких, как ты, и то, что они два тысячелетия были козлами отпущения, — все это не могло не наложить на них особого отпечатка. Впрочем, почему бы тебе не поговорить об этом с Бен Канааном? Он, кажется, знает, как обращаться с тобой.

Китти сердито вскочила, но туг же оба рассмеялись. Они ведь не могли злиться друг на друга.

— Кстати, что такое Моссад Алия Бет?

— Слово «алия» означает «подниматься», «вставать», «взбираться». Когда еврей едет в Палестину, его называют «алия» — он встает, поднимается. «Алеф», или буква «А» — обозначение легальной иммиграции. «Бет», или «Б» — нелегальной. Поэтому Моссад Алия Бет можно перевести как Организация для нелегальной иммиграции.

Китти улыбнулась:

— Господи, их язык и в самом деле логичен!

Два дня после визита Бен Канаана Китти ощущала тревогу и не находила себе места. Она не могла признаться даже самой себе, что хочет еще раз. увидеть этого великана. Марк хорошо знал ее и понимал ее состояние, но делал вид, будто никакого Бен Канаана нет в природе.

Она не отдавала себе отчета, что именно тревожит ее. Неужели та самая американская совесть, о которой говорил Бен Канаан? Она жалела о своем антиеврейском взрыве.

Как-то она спросила, кстати, несколько неуклюже, когда Марк собирается встретиться с Ари. В другой раз Китти тоже довольно неловко намекнула, что было бы хорошо съездить в Фамагусту. Затем она опять рассердилась на себя и решила вовсе не думать больше об этом Бен Канаане.

На третий день Марк услышал, как она беспокойно ходит взад и вперед по своей комнате.

Наконец Китти уселась в темноте в жесткое кресло и, закурив сигарету, решила разобраться в своих чувствах.

Ее не прельщала перспектива быть втянутой против своей воли в странный мир Бен Канаана. Она всегда была трезвой, даже расчетливой. «Китти такая умница», — говорили про нее.