Все, кто был в лагере, сдали драгоценности, талоны, дорогую одежду. Антон с Бугримом и Гостюхиным отвезли все в Кармазин и выменяли на продукты. За городом, едва его не задев, прошла Освободительная армия России, выжгли за собой все. Сашка Погодин, ходивший в друзьях у кармазинского мэра, взял у него грузовики, и команда из «Зари» объезжала разоренные, покинутые людьми в спешке деревни и потрошила их. Делили поровну между лагерем и мэром. Тогда они сделали основной запас на зиму. Трупы обыскивали. С гражданских снимали дешевевшее золото, у армейских бывало оружие. Потом на этом же грузовике объехали деревни поблизости и там, где никого не было, шерстили все, вывозя одеяла, шторы, корм для скота, лопаты и косы, сливали бензин и солярку с машин и тракторов, собирали с огородов несобранную картошку.
У «Зари» теперь полста стволов, включая шесть автоматов и два пулемета. Патронов, правда, мало.
Мелкие стычки происходили каждый день. К лагерю совались дезертиры и банды мародеров. После пары выстрелов уезжали. Особо наглые пытались обобрать беженцев, и Антон с Бугримом ходили разбираться.
В лесах баловался Ильханчик. Оружие ему дал Паша Головин, хрен его знает, какие у них отношения. Воевали на его стороне те же женщины, сменив мастерок на ружье. Пару раз были перестрелки между ним и заревскими, но без жертв, попугать.
Беженцы приносили слухи. Армия Мамедова захватила Москву и через неделю, не зная, что с ней делать, оставила. Люди сбивались в коммуны и старались выжить на земле, обнесясь заборами. Коммун таких было немного — пройдя сюда из Москвы, люди натыкались на пять-шесть. Все новости о мире сводились к тому, что России еще повезло, а за рубежом «вообще пиздец».
— Я так думаю, учитывая Китай и гражданскую, в стране народу миллионов пять осталось.
— Меньше, — сказал Сергей, — сильно меньше.
Собрался совет. Игнат обнял Сергея. Карлович, которого успел настроить Винер, ограничился сдержанным рукопожатием.
Драпеко оказался старым потерянным человеком, чье присутствие в лагере объяснялось только профессией. Мягкий, неуверенный, он принимал любую точку зрения и не имел собственной. Он пил и врачом был никудышным.
— Где Гостюхин?
— По своим делам, — неохотно буркнул Игнат.
— Кому голос отдал? — спросил Антон и пояснил Сергею: — Кто не может быть на совете, отдает голос. Сашка сейчас в Кармазине, он мне отдал. Так кому Гостюхин…
— Сергею.
— Что?
— Сергею, Крайневу.
— Он же его не знает.
— Я два раза переспросил.
Решили начать. Винер сразу попер:
— Сергей, пока тебя не было, все изменилось. Мы выстроили жизнь в лагере. Продовольствием себя обеспечили. Сейчас нас сто пятьдесят семь человек, и мы переживем зиму. Заняты почти все дома, и мы возьмем еще человек тридцать-сорок, не больше.
— Есть еще корпуса. — сказал Сергей, и было видно, что он не хочет спорить, а просто выясняет позицию Миши.
— Они не отапливаются. Там нет печей, и класть их не из чего. Все решается советом, и у нас не было еще раскола ни по одному вопросу. Не хочется, чтобы твой приезд внес сумятицу. Твое шоу на пропускном показало, что ты, мягко говоря, устал. Хорошо, что пришел, но в совет ты сейчас не войдешь.
— Я не собираюсь.
— Вот и хорошо. Значит мы поняли друг друга.
— Я пришел править лагерем, Миша. Без совета.
— Стой, как… — Винер нервно засмеялся, — как, стой…
Он готовился к спору и заранее настроил Игната и Карловича, что Серега болен, но Миша привык к власти и не думал, что с ним так можно.
— Ты понимаешь…
— Я все понимаю, Миша, ты тоже. Все, можем дальше…
— Нет, не можем! — взвизгнул Миша. — Не можем! Умный какой, три месяца не был, пока мы подыхали, а теперь пришел командовать!
Миша чувствовал, что теряет поддержку, и бегал глазами по лицам:
— Что вы все молчите? Не видите, он ненормальный! Я требую голосования! Кто за предложение Крайнева? — Миша поднял руку и тут же смутился. — Я имел в виду, кто против.
Поднял Карлович, и следом — Драпеко, который хотел поднять последним, но сдался под взглядом Миши.
— Игнат! — требовательно окликнул Миша.
— Воздержусь. Был бы за, но Сергея давно не было, пусть обживется.
— Хорошо, кто еще за? — подняли руку Сергей и Антон. — Прекрасно. Трое против двоих.
— Четверых, — поправил Антон, — у нас голоса Сашки и Гостюхина.
— А у Сергея нет голоса! Мы в совет его не приняли, значит, три против трех, не проходит!
— Миша, можно тебя на пару слов? — Сергей встал.
— Говори при всех. У меня нет секретов.
— Хорошо. Будешь мешать, убью. Времени нет на твои игры. Выживать надо.
— Меняю мнение, — сказал Игнат, — я за Сергея. Четыре против трех.
— Двух, — Драпеко дернул вверх руку, пока Игнат не опустил свою.
— Спасибо, не было нужды, — сказал Сергей, — идем дальше. Значит по беженцам — открываем ворота и берем всех.
— Что?! — удивление было единодушным.
— Мы открываем ворота и берем всех беженцев. Тех, кто пришел, и тех, кто придет.
— Можно переголосовать? — спросил Игнат, и все засмеялись, кроме Миши.
— Сергей, ты, наверное, хочешь объяснить… — начал Антон, которого слова Сергея тоже насторожили.