Исход

К концу августа 1947 года комиссия ООН представила два плана. Каждый из них предусматривал раздел Палестины на отдельные еврейскую и арабскую территории, для Иерусалима же предлагался международный статус. Комиссия призывала разрешить иммиграцию шести тысяч евреев в месяц из лагерей для перемещенных лиц, а также к отмене запрета на продажу им земли.

Евреи просили, чтобы в их территорию включили пустыню Негев. У арабов были миллионы квадратных миль невозделанной земли. Евреи же добивались этой небольшой, в несколько тысяч квадратных миль, полосы, надеясь, что им удастся ее освоить. Комиссия ООН дала согласие.

Устав от полувековых препирательств, Еврейский национальный совет и Всемирная сионистская организация заявили, что идут на компромисс. Выделенные им земли даже после включения Негева больше походили на обрезки, чем на территорию, где можно создать жизнеспособное государство. Это были, в сущности, три полосы, соединенные между собой узкими коридорами, словно связка сосисок. Евреи теряли свою извечную столицу Иерусалим. Им оставляли те части Галилеи, которые они отвоевали у болот, Саронскую долину и пустыню Негев. Но бороться дальше не имело смысла. Евреи согласились на предложения комиссии и направили свой ответ в ООН.

Арабы тоже ответили Раздел Палестины — это война, сказали они.

Несмотря на угрозы арабов, комиссия представила план раздела Генеральной Ассамблее ООН, сессия которой должна была состояться в Нью-Йорке в середине сентября.

Китти предусмотрела каждую мелочь. Снова наступил канун ее отъезда с Карен. Утром Брюс отвезет их в аэропорт, а вечером они полетят в Рим. Багаж отправили заранее пароходом. В коттедже осталась только ручная кладь.

Китти сидела за столом и раскладывала последние истории болезни. Оставалось закрыть шкаф на ключ и выйти из кабинета — навсегда. Она открыла первую папку, достала историю болезни и прочитала свои записи.

Минна (фамилия неизвестна), возраст — 7 лет. Родилась в Освенциме. Родители неизвестны. Предположительно из Польши. Доставлена Алией Бет в начале года. Прибыла в Ган-Дафну ослабленной, физически и психически больна…

Роберт Дюбюэ, возраст — 16 лет, французский подданный. Найден английскими войсками в лагере Берген-Бельзен. В тринадцать лет весил двадцать девять килограммов. На его глазах умерли отец, мать и брат. Сестру, впоследствии покончившую с собой, забрали в публичный дом. Нелюдим, агрессивен…

Самуил Каснович, возраст — 12 лет. Из Эстонии. Родственники неизвестны. Жил в семье христиан, затем два года скрывался в лесу…

Роберто Пуччели, возраст — 12 лет. Из Италии. Родственники неизвестны. Освобожден из Освенцима. Рука искалечена в результате побоев…

Марсия Класкин, возраст — 13 лет. Из Румынии. Родственники неизвестны, вывезена из Дахау…

Ганс Бельман, возраст — 10 лет. Из Голландии. Родственники неизвестны. Вывезен из Освенцима… Родных в живых не осталось…

Снятся те же сны, что и большинству людей из Освенцима: будто укладывает чемодан. Это символизирует смерть: чемоданы обычно укладывали накануне отправки в газовые камеры Биркенау…

Сны об удушливом дыме, символизирующем запах горелого мяса в крематориях…

Мочится под себя…

Проявляет агрессивность…

Кошмары…

Крайне нелюдима…

Китти достала копию письма, отправленного когда-то Хариэт Зальцман.

«Дорогой друг!

Вы как-то спрашивали, чем объяснить то, что мы добиваемся таких поразительных результатов у детей, находящихся на грани безумия. Так вот, я думаю, вы не хуже меня знаете, в чем тут дело. Вы сами подсказали мне ответ в тот день, когда мы познакомились в Иерусалиме. Это чудодейственное средство называется «Эрец Исраэль». Кажется невероятным, до чего дети здесь сильны духом. Они мечтают лишь об одном: жить и сражаться за свою страну. Я никогда не видела такой энергии и такого подъема у взрослых, не говоря уже о детях».

Китти Фремонт убрала картотеку в шкаф. Встала, оглядела кабинет, затем быстро потушила свет и вышла. У подъезда она остановилась. Наверху, на полпути к Форт-Эстер, горел большой костер. Дети из Гадны, десяти-, двенадцати — и четырнадцатилетние бойцы, должно быть, поют там и пляшут хору.

Она зажгла фонарик и пошла по газону. В ее отсутствие вырыли новые окопы. У домиков, где жили дети, построили просторные бомбоубежища.

Статуя Дафны по-прежнему стояла на посту.

— Шалом, гиверет Китти, — радостно крикнули ей ребята, промчавшиеся мимо.

Она отперла дверь коттеджа. Чемоданы стояли около двери. На всех уже были ярлыки. Пустая комната производила тягостное впечатление.

— Карен, ты дома?

На кухонном столе лежала записка.

«Дорогая Китти!

Ребята захотели устроить мне прощальный костер. Скоро приду. Целую.

Карен»

Китти закурила и принялась ходить по комнате. Она задернула шторы, чтобы не видеть огней в долине, и вдруг поймала себя на том, что не выпускает из рук занавеску, которую подарили ей дети, прощаясь несколько недель назад. Добрый десяток из них уже оставили Ган-Дафну и ушли в Пальмах, эту миниатюрную армию евреев.