Исход. Первый пояс

Вышло именно так, как и говорил Равой — нас ждали. До этого, несколько раз приходя в квартал Сорока Семей, я не обращал внимания на его границу. Хотя... Скорее не замечал. Слишком плавно дома зажиточных горожан сменялись домами богачей, а те небольшими поместьями. Но вот сейчас, когда посреди улицы стояли Воины в разноцветных накидках, то любой легко мог сказать: за их спинами начинется то, что они должны охранять. Мы остановились, не доходя до них. У ворот поместья, которое выглядело гораздо богаче, чем те, что за охранниками Сорока Семей. Я ожидал, что Равой прикажет им разойтись. Но раздалось другое.

— Здесь. Живыми.

Сколько раз я слышал эту фразу за наш короткий путь? Шесть, семь? Воины Ордена даже не стали дожидаться моего подтверждения: в ворота вломилась сразу половина тех, что дошли с нами до этого места. Не этого ли добивается Равой? Я, не скрываясь, оглядел его спокойное лицо. Приучить Воинов, что он отдаёт приказы, уменьшить число тех, кто остался со мной? Может и так. Но уж Равой лучше всех здесь знает кто я на самом деле. Лучше всех, лучше даже меня, понимает пределы моей силы. Не будет он делать такую глупость.

Орденцы тем временем начали выволакивать на улицу избитых или оглушённых жителей дома. А я получил очередное подтверждение того, что Равой знает, что делает. На крепком, ещё не старом мужчине и молодой женщине нашлись двухцветные Указы. Поверить в то, что на моих глазах разносят дом какого-нибудь важного орденца в отставке? С десяток вдохов у меня заняло замещение чужого духа своим. Один из Указов подчинился моей воле и несколько символов, те, что изначально не были написаны на языке Древних, расплылись и расползлись десятками вполне читаемых современных символов. Именно таким создал Указ неведомый мне мастер. Я в очередной раз отметил, что здесь снова не пользовались знаком Древних, как Орден, чтобы обозначить себя в Указе. Даже в этом. Вполголоса сообщил его принадлежность:

— Небесные Реки.

Стоявший у моего правого плеча Хтирой закашлялся, а предвкушающая улыбка на лице Равоя застыла:

— Ты... уверен?

Спохватившись, что он не видит мою кривую улыбку, кивнул:

— Полностью.

Мне была понятна глубина неприятности. Одно дело вычистить соглядатаев из фракции соседей. Пусть сильных, но таких, с которыми всё же можно потягаться. Совсем другое — оскорбить наблюдателей из столичной фракции. Пусть и тайных. Вес несопоставим. Магистр Ордена намеревался оттяпать часть земель у Ста Озёр и похоже сумел скопить необходимые для этого силы. Но тягаться с самой сильной фракцией Пояса? Равой понимал это гораздо лучше меня и уже взмахнул рукой, отдавая явный приказ придержать кулаки, а затем приложил её к груди, сгибая спину в лёгком поклоне:

— Прошу простить меня и моих людей, которые оказались слишком грубы с вами, уважаемые. Орден переживает трудный день: Сто Озёр напали на нашу горную резиденцию, где в уединении медитировали старейшины. Я отдал приказ очистить город от лазутчиков и по случайности принял за них и вас. Мне нет прощения, уважаемые.

Мужчина вырвал руку у Воина, который помог ему подняться, выпрямился, несколькими быстрыми движениями поправил свой голубой халат и спросил, нахмурившись:

— Каким же образом за один миг, едва увидев, поняли, чей я человек?

— Чистота вашего сродства со стихией явно говорит, что вы не один месяц провели, наблюдая за небесной красотой Хрустальных Водопадов и впитывая её в свои меридианы. Выходца из вашей фракции можно угадать даже по одному портрету.

Я чуть скосил глаза, бросив на Равоя быстрый взгляд. Что за чушь он несёт? У этого человека едва ли пятая звезда, окрашены всего с десяток прядей, да и стихия его — огонь!

Но как бы я ни считал, а эта чушь пришлась по душе мужчине. Он рассмеялся, огладил короткую густую бороду и кивнул:

— Так и есть. Я два года прожил в столице. Но каждая наглость требует наказания. Пусть мои работники и наёмники вернут удары тем, кто их избил.

Вот как? Я внимательно оглядел и мужчину с ярко-красными прядями в волосах и орденцев, которые один за другим развязывали схваченных в доме, помогали им подняться и делали шаг назад, замирая в ожидании приказа.

К одной из женщин с причитаниями бросилась старуха, оттолкнув орденца:

— Сими! Сими! Что они с тобой сделали, цветочек мой?

— Ох...

Кто-то из помятых наёмников прошипел:

— Ублюдки...

Орденец рядом со старухой вздрогнул и исподлобья огляделся. Ни над одним из служителей сейчас нет орденских Указов о послушании, правилах, утаивании техник и прочем. Сколькие из них добровольно подставятся под удары, считая, что это пойдёт на пользу Ордена?

Мне не суждено было этого узнать. Равой вздохнул, согнулся вновь, на этот раз сильнее: