Исход. Первый пояс

Затем, отдалившись от подножия Братьев, я и вовсе перестал тратить время на схватки, просто убегая прочь и позволяя Зверям преследовать меня. Мало кто мог сравниться со мной в скорости или упорстве. Я не беспокоился о поднятой суматохе, глупо заботиться о потревоженных Зверях, оставляя за собой просеки в зарослях. Что к Братьям я шёл, прорубая путь, по которому смог пройти целый отряд Волков, что, убегая, делал почти то же самое.

У меня не оставалось выбора. Либо бежать, либо прятаться. Но здесь не заваленная снегом расщелина, где можно было скрыть своё возвышение, а затем и вовсе потерять сознание и замёрзнуть, почти не отличаясь от мёртвого, пока над моей головой Пратий нашёл нового врага. Вряд ли у четырёх стариков, что десятилетиями имели возможность учить все техники, которые только существовали в Ордене, не найдётся той, что поможет им в моих поисках. Да им даже техника не нужна, достаточно навыков следопыта. Надеяться на то, что ни один из них ими не обладает, привыкнув полагаться только на подчинённых? Да, конечно! И ни один из них никогда не был молодым и сам не служил младшим у кого-то?

Нет уж. Лучше бежать прочь, надеясь для начала на свою скорость. А затем на то, что я верно выбрал направление. Не в моём состоянии тягаться с такими противниками.

Но придётся.

Это я понял через несколько тысяч вдохов бега. Снова появилось ощущение неприятной тяжести и взгляда в спину. Но теперь я хотя бы мог его для себя объяснить: четыре идущих к Небу Воина пикового для нашего Пояса возвышения спешили по моим следам, вглядывались в лес в поисках моей фигуры, слали в мыслях проклятья тому, кто сорвал их с тёплого места и оскорбил Орден. А уж что там орал Пратий, узнав обо мне, я даже вообразить себе не мог. Всё это летело мне вслед, как выпущенная техника, будто продолжение их силы, которой Пратий придавил меня недавно к снегу, словно всё это растянулось на многие тысячи шагов, сгустилось и касалось моей спины.

Я надеялся, что хоть один из комтуров остался в лагере присмотреть за беззащитными орденцами, которым я щедро отмерил время сна. Надеялся почти тысячу вздохов, прежде чем понял, что вряд ли старики, привыкшие к роскоши своего положения, жили в резиденции совершенно одни. Даже Гранитный генерал вряд ли сам мыл чашки после чая или готовил себе еду. Вот этих людей старейшины и взяли с собой, когда их потревожил тот дарсов амулет Угриоста.

Как я мог забыть, что существуют амулеты, способные подать сигнал не только от ворот города до казарм стражи, но и от города до лагеря Волков. Резиденция старейшин явно не в одном дне пути, но толку от этого? Я выругался на себя. Не важно это, глупый нулёвка. Всегда найдётся то, что превосходит твои познания о мире. Больше нужно было сидеть в библиотеке или расспрашивать о Поясе, а не слушать раскрыв рот байки Гунира об искателях и Зверях. Меньше подначивать Риквила, а больше расспрашивать Вартуса.

К сожалению, в лесу я не мог пользоваться всеми преимуществами своего нового Рывка: слишком уж далеко он переносил меня, здесь редко встречались такие большие открытые расстояния, чтобы я сумел выбрать направление в просветах между стволов карликов-деревьев и кустов и не жалея влить в технику силу. Рывок удавалось использовать лишь изредка, когда выдавался удачный шанс, да и то, чаще первое созвездие и не в полную силу. Вот уж не ожидал, что придётся самому ограничивать созвездия своих техник.

Не знаю, что больше помогло, злость или упорство, но мне наконец поддались Шаги и я впервые сумел побежать, не тратя даже одного мгновения на ожидание, когда туман силы сможет Умножить технику. Новые Шаги начинались за несколько мгновений до того, как я делал последний шаг предыдущего, срывая меня с места удвоенным толчком. Каждый новый Шаг немного, но набирал ход, поняв это ещё у Фонтана, теперь же с трудом успевал выбирать, куда поставить ногу. Пришлось и здесь сдерживать посылаемую в меридианы силу.

К сожалению, и у тех, кто по-настоящему, без орденских костылей прикоснулся к этапу Мастера, оказались свои ограничения. Меридианы, даже в полсилы, всё так же не выдерживали нагрузки повторений, начиная саднить, и с каждым применением эта боль становилась сильнее. Но и так, полтысячи шагов за тридцать применений техники я буквально пролетал, оставляя позади себя вырванную траву и разлетающиеся комья земли.

И всё равно, мне не удавалось оторваться от погони. Похоже, единственное, чего я сумел добиться прорывом в технике движения, так это того, что меня перестали нагонять: неприятное, давящее чувство теперь оставалось неизменным, царапая кожу едва ли не до крови.