Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма

Плавание для «Кронштадта» сложилось не очень удачно. Дойдя до мыса Фиолент, от которого, обойдя «минное поле», полагалось свернуть под определенным углом и взять курс на Босфор, «Кронштадт», из-за чьей-то ошибки на мостике, не сворачивая столкнулся с небольшим болгарским транспортом по имени «Борис», пробил ему бок и пустил ко дну. Несмотря на наступившую темноту, всех болгар удалось выловить и волей-неволей всей их команде пришлось плыть с нами.

Бурная погода, отсутствие тяжелых грузов в нижних трюмах и буксируемые нами миноносец «Жаркий», два истребителя и яхта С. М. К. «Забава» сильно замедляли ход корабля и создавали серьезные затруднения. Благодаря качке буксирные канаты рвались один за другим, и в течение ночи оба истребителя и яхта, после нескольких отрывов, в конце концов, затерялись в море. Так как они шли без команд, то искать их не стали.

До турецких берегов «Кронштадт» дотянул только миноносец, с которого, невзирая на сильные волны, первой же ночью пришлось снять часть груза и команды. На нем остались только командир (старший лейтенант фон Манштейн^{340}), механики, исправлявшие дефекты машин, и рулевые, один из которых (князь Н. Эристов^{341}

) был кадетом какого-то петербургского корпуса. Для многих других судов плавание было еще тяжелее в некоторых отношениях, чем для нас. Переполненность помещений здоровыми, ранеными и больными людьми, недостаток угля в топках, воды и съестных припасов нередко ставили и команды и пассажиров в весьма затруднительное положение.

Но так или иначе, одни раньше, другие позже, все суда нашей эскадры добрались до цели и в одно ясное утро вошли в Босфор. За время нашего плавания машины миноносца «Жаркий» были исправлены, и он, отцепившись от нас, самостоятельно вошел в гавань. Немыслимо было для такого доблестного командира, каким был Манштейн, войти на буксире в чужой порт!

Как не вязался внешний вид наших обшарпанных кораблей со сказочной красотой Босфора и Золотого Рога! Между бросающими якоря серыми и черными громадами сновали щегольские катера. Одетые с иголочки иностранные моряки, покуривая трубки, с интересом разглядывали толпившихся вдоль бортовых перил странных заморских гостей; так в зоологических садах смотрят на диковинных зверей.

На многочисленных корабельных мачтах появились сигнальные флажки: «хлеба», «воды», «доктора», «медикаментов», — все это было необходимо в первую очередь. Но раньше ожидаемой от союзников помощи нахлынули турецкие «каики», буквально облепившие наши суда. Сидящие в них турки и греки, крича непонятное, высоко поднимали над головами в фесках различные «сокровища» — белые круглые хлебцы, халву, фрукты, кувшины с водой и многое другое. Вдоль бортов на веревках потянулись вверх-вниз вереницы корзинок. Голодные и жаждущие мореплаватели платили неслыханные цены за «восточные сладости»; нередко кольцами и нательными крестами, за стоимость которых можно было купить содержимое десятка «каиков» заодно с их владельцами! Но некоторые торговцы принимали и… «колокольчики». Правда, очень немногие.

К счастью, появление больших военных катеров положило конец этому грабежу. Нам привезли все необходимое. На борт поднялись иностранные моряки, представители разных миссий и Красного Креста, вступившие в деловые разговоры с нашим командным составом. Какое-то время все наши корабли должны были пробыть в карантине, и съезд на берег в этот период нам запретили. И все же кое-кто, пользуясь знанием языков, сумели, не дожидаясь конца такового, расстаться с «Кронштадтом». Постепенно корабль начал пустеть, и вскоре на нем остались только те, кто намеревался позже идти с флотом в Бизерту.

В ожидании отхода, о времени которого мы не знали, каждодневная жизнь шла своим чередом; назначались какие-то дежурства, заработали какие-то канцелярии, а мне, в компании еще двух кадет сухопутных корпусов, поручили заведование корабельной почтой, что в существующей обстановке оказалось сложным, но интересным занятием. Доставка писем на вельботе по разным судам нашей флотилии давала возможность повстречать утерянных было знакомых, наладить прерванные связи и держать моих родителей в курсе самых невероятных и часто противоречивых слухов.

«Кронштадт» поправлялся, чистился и готовился к своему, увы, последнему плаванию. Готовились к нему и мы — для меня далекая Африка была полна романтики, а надежда на продолжение там учения в Морском корпусе делал ее еще краше. Но судьба судила иначе. Неожиданное решение Главного командования, связанное с участью Морского госпиталя, в составе которого был мой отец, изменило все в корне. Приказом по эскадре Морской госпиталь переходил в ведение Красного Креста, с назначением отправляться в Сербию, где перспективы для него были лучше, чем в Африке. Вынесенное на семейном совете решение — «не расставаться» — моментально превратило мои мечты о морской карьере в расплывчатый туман, но отделяться от родных мне тоже не улыбалось. Сербия, так Сербия!