Исход (СИ)

…Погибло двое. Один солдат, получил шальную пулю в лоб. И… Ребёнок. Мальчишка семи лет. Когда я открыл огонь из пулемёта, не удержался и высунулся из-за воза, сразу получив ранение в живот. Пока отбивались, пока захватывали лагерь — скончался от болевого шока и кровопотери на месте. Теперь мать воет над его телом, а отец, мрачный, буквально чёрный от горя, замер неподвижно, обхватив голову руками… Освобождено почти сто человек. Двадцать семь мужчин. Среди них докторов медицины, включая хирурга — трое. Пятеро плотников, шестеро крестьян, ветеринар, остальные — с бору по сосенке: юрист, адвокат, рабочие с фабрик. Всех использовали, как рабочую силу. Семьдесят три женщины. Все — молодые, красивые. И всех использовали для утех господ офицеров. А в свободное от этого время — как скотниц для ухода за животными. Из скотины взято сорок шесть лошадей, двадцать одну я убил. Увы. Пуля — дура. Она не разбирает, в кого пущена. Ей всё равно, кто цель — человек, животное… Главное — убить. Вот её задача… Ещё — трое свиней и двадцать коров. Огромное количество кормов — сено, солома, курганы жмыха. Около двадцати тонн продуктов: консервы, сушёное мясо, мука, соль, крупы. Десятки тюков тканей всех сортов, начиная от толстого сукна, до высших сортов шёлка. Скобяные товары — гвозди. Скобы. Крючья. Петли. Ощущение, что господа хотели строить настоящий городок или форт. Во всяком случае — вырубка с края поляны довольно большая… Я окидываю кучу освобождённых внимательным взглядом — не вяжется тут всё. Мужчин всего ничего. Причём, что интересно, половина их них к физическому труду непривычна. Солдат было, как мне сказали, полсотни. Но кто-то же нёс караул, ходил в наряды охранять пленников… Не женщины же рубили лес топорами? Подхожу к освобождённым вплотную. Останавливаюсь напротив адвоката. Обычно этот сорт человекообразных — самое дерьмо остального человечества. Я в своё время вешал их без разговоров и воплей об амнистии. Как и юристов. Одним миром мазаны.

— Давно вы здесь находитесь, господин хороший?

Тот испуганно бормочет:

— Месяц уже, господин…

Вопросительно смотрит. Обойдётся. Перехожу к следующему. Это женщина. Лет двадцати трёх, и её занятие уже наложило на неё свой отпечаток. Глаза. Наглые. Оценивающие.

— Давно здесь?

Выпячивает нижнюю губу — красавицей не назвал. Обидел.

— Месяц. Мы самыми первыми сюда пришли. Только снег сошёл.

— Руки покажи.

Она, не понимая, показывает ладони.

— Свиней чем кормили?

— Да елки рубили и ветки им давали…

— Хорошо ели?

— Аж до драк, господин!

Разворачиваюсь, под недоумевающим взглядом Петра подхожу к валяющемуся на земле трупу рядового, тоже осматриваю его ладони. Ни следа мозолей, которые должны обязательно быть, если тот занимался заготовкой леса. Возвращаюсь к Петру:

— На два слова.

Отходим в сторону под настороженными взглядами освобождённых, и непонимающими — солдат.

— Петя. Тут должны быть ещё люди. И много. Надо искать.

— С чего ты взял?!

Он не понимает. Приходится объяснить. Разворачиваю его лицом к вырубке и штабелям брёвен.

— Видишь?

— И что?

— А то, что они тут всего месяц. Это раз. А два — чтобы срубить такое количество леса, надо минимум человек триста мужчин! Понял?

Он бледнеет.

— Кажется…

— Так что — рой землю, Петя, но найди их.

Внезапно на его лице появляется нехорошая улыбка:

— Это мы уже научились.

Улыбаюсь ему точно так же в ответ:

— Начни с адвоката. Я их тоже не перевариваю. А народец они хлипкий…

..Звучат короткие команды, солдаты выхватывают из толпы того, на кого указали, и после короткой беседы в пристрастием выясняется страшное — здесь действительно было куда больше самых настоящих рабов. Только они действительно были… В километре отсюда, как и было рассказано, находим овраг, в котором свалены раздетые тела мужчин, женщин, даже детей. Над местом братской могилы стоит густой смрад разлагающейся человечины… Бегло окидываю страшную картину взглядом, затем командую взводу, что нас сопровождает, уходить. Пётр не может, его рвёт. Впрочем, то один, то другой из солдат отбегает к обочине натоптанной тропы и сгибается пополам… Возвращаемся. Но меня всё ещё гнетёт ощущение, что это далеко не всё…

— Что с этими делать будем? С собой возьмём?

— Погоди, Петя. Пусть пока стоят. Надо подумать. Я тут пройдусь…