Звук трубы от вражеского лагеря. В небо взлетает сразу целое море ракет и с той и другой стороны. В призрачном свете я вижу надвигающиеся шеренги солдат Океании. Теперь можно не церемониться, и я скидываю колпачки с 'ночника', установленного на пулемёте заранее.
— Давай, пап! Остуди их!
И пулемёт снова открывает огонь, кося врага, словно траву… Увы. Они идут, словно укуренные или пьяные, орут нечто, неслышимое за грохотом стрельбы. Меняем оружие, с хаканьем закидывая второй пулемёт на место отработавшего. С тревогой смотрю на убывающие коробки лент. Хотя мы и вместе, но… Не каждая пуля, выпущенная нами, попадает в цель… Спасибо ребятам Рарога, умело подсвечивающим цель. А ещё — тому океанскому командиру, подарившему нам жизнь, сам не зная этого… Хорошо, что прицел показывает зелёную картинку. Впрочем, я видел то, что делает крупнокалиберная пуля и при свете дня, так что не вовремя разыгравшееся воображение услужливо раскрашивает то, что я вижу в прицеле, в естественные цвета. Точнее, один — алый. Густо красный. Крови. Которой там, среди наступающих море… Они валятся снопами, не понимая, как я могу попадать в них на такой дистанции. Свет осветительных ракет искажает перспективу, а мы выбиваем их с ужасающей, просто невозможной эффективностью… И всё-равно идут, перебегая или выстраиваясь в шеренги, сразу уничтожаемые мной… Но лезут и лезут, подобно тараканам… Пулемёт начинает плеваться. Они просто не успевают остывать.
— Всё. Вов. Тайм-аут.
Он кивает, винтовка начинает щёлкать быстро-быстро. Но после рёва пулемётов её звук кажется несерьёзным… Перед минным полем шеренги всё же замирают. И тут в рации раздаётся спокойный уверенный голос:
— Подсветите себя. Мы уже на месте.
Чёрт, за стрельбой не слышно звука двигателей…
— Алая ракета — мы. Противник — триста метров дальше, и километр в глубину.
— Вас понял. Принято.
Торопливо выпускаю в небо обычную красную сигналку. А спустя миг огненные стрелы рассекают небо над нашими головами. Прицел точен, и невыносимое, режущее глаз пламя озаряет небо, заливая всё вокруг. Только осколки противно верещат над нашими головами… А спустя две минуты над догорающими огнями, с тяжёлым, давящим на слух, гулом двигателей, взбивая мириады искр юбкой, появляется громадный корпус корабля на воздушной подушке, плавно разворачивается, откидывается аппарель, и из неё, свистя турбиной, вылетает 'Т-80'. Замирает на миг. Гулко ухает пушка, танк приседает на мгновение, затем, качнувшись, устремляется в ещё пляшущую после действия 'Града' темноту… Следом выскакивают закованные в бронежилеты, с автоматами наперевес наши родные солдаты, бегут по следам гусениц, надвинув на глаза ноктовизоры, через пару минут начинают трещать короткие очереди, бухает глухо граната. Но меня это не касается. Моя работа наконец закончена…
— Пошли, пап?
Сын трогает меня за плечо. Киваю. На меня навалилась вся усталость, копившаяся эти дни, и шагаю я тяжело. С корабля продолжают выходить наши. Солдаты Рарога осеняют себя знаком Всевышнего, кое-кто шевелит губами в молитве. Всё это мне хорошо видно в пронзительно слепящем свете прожекторов корабля, заливающем всё вокруг. Кто-то спускается с 'Зубра' по аппарели. Знакомый силуэт… Костя?!
Он вскидывает руку к виску в извечном приветствии. Отвечаю тем же, выдернув засунутую в горячке боя под погон свою, и нахлобучив её на голову. Не выдержав, мужчина обнимает меня, хлопает по плечу, затем смотрит на стоящего за моей спиной Петра. Тот нервничает. Причём, как заметно мне, очень сильно. Поворачиваюсь к нему:
— Петя, я тебе обещал корабль и помощь?
Он кивает, не в силах отвести взгляд от Кости.
— Вот корабль.
Показываю рукой на чудо кораблестроения.
— А помощь ты сам видел…
Как раз вовремя из темноты появляются наши бойцы, волокущие кого-то упирающегося за воротник.
— Товарищи офицеры, языка взяли. Их командир. Остальные — двести.
— Ведите его на корабль, заприте где-нибудь в кладовке. Потом побеседуем.
Снова поворачивается ко мне:
— Ну, рассказывай. Что, чего, как?
— Устал я, Костя. Кофейку бы для начала.
— Сейчас будет!
Гаркает во всю глотку:
— Дневальный! Кофе нам! С товарищем подполковником!
Спустя пять минут, что по моим меркам, слишком долго, нам выносят складной столик, четыре стула, ещё один боец приносит кофе. Затем, козырнув, уходит. Усаживаемся, я спохватываюсь:
— Давай к нам, Петя.
Выдвигаю стул, затем представляю парня Косте:
— Командир обоза и всех этих людей, Пётр Рарог. Да ты его знаешь — наш первый 'язык' здесь.
Мой товарищ восклицает:
— То-то я гляжу, кого-то он мне напоминает!
Они внимательно смотрят друг на друга, делая свои собственные выводы. Затем я снова говорю:
— Три сотни человек, включая бойцов Петра. Лошади. Личное имущество. Влезем?
— Без проблем.
Теперь я говорю Рарогу на русийском:
— Давай, Петя. Командуй.
— Погоди чуток, не гони конец, Миша. Сначала мы танк загоним, а потом уже и всё остальное.
— Тоже верно.
Перевожу русу наш разговор. Он горячо вослицает:
— Это правильно. Пусть мои чуть пообвыкнут. А то…
Ёжится.
— …жутковато такая машина смотрится…