Исход (Том 1)

В этой комнате стояли засушенные цветы под стеклянными колпаками. В этой комнате лежат светло-серый ковер с узором из бледно-розовых роз. Здесь было изящное окно с выступом, глядящее на склон шоссе № 1, саму дорогу заслоняла живая изгородь из бирючины. Карла наседала на мужа с яростной настойчивостью, пока он не посадил эту изгородь от станции Эксон до самого поворота. Как только кустарник был посажен, Карла стала донимать мужа, чтобы кусты росли быстрее. «Даже радиоактивные удобрения устроили бы ее, — подумала Франни, — если бы они послужили этой цели». Нападки по поводу бирючины стали утихать по мере того, как кустарник подрастал, и Франни предполагала, что они прекратятся совсем года через два, когда кустарник вырастет достаточно высоким, чтобы скрыть из вида автозаправку, и тогда гостиная снова станет непорочной.

По крайней мере, нападки прекратятся по этому поводу.

Узор обоев в гостиной — огромные зеленые листья и розовые цветы — гармонировал с цветом ковра. Старинная мебель, двустворчатые двери из красного дерева. Камин, который служил здесь только украшением, а в нем навечно установлено березовое полено, покоящееся на безупречно чистом красном кирпиче. Франни подумала, что теперь это полено уже такое сухое, что вспыхнет и сгорит как бумага. Над поленом висел большой чугунный котел, в котором можно было бы купать ребенка. Подаренный прапрабабушке Франни, он вечно висел над вечным поленом. А над каминной полкой, довершая эту часть картины, висел винчестер.

Осколки времени окаменевших веков.

Одним из ранних воспоминаний Франни было то, как она обмочилась на этот светло-серый ковер с узором из бледных роз. Ей, наверное, было года три, к тому же ей, вероятно, не разрешалось заходить в гостиную, где уже раз произошел подобный инцидент. Но Франни, каким-то образом попав туда, увидела, как мать не просто бежит, а мчится, чтобы схватить ее, прежде чем немыслимое произойдет, ускорив тем самым это немыслимое. Мочевой пузырь Франни опорожнился, и вид распространяющегося под ней пятна, превращающего светло-серый ворс в более темный, заставил ее мать заорать. Потом это пятно вывели, но сколько было потрачено шампуня? Одному Богу известно; а Франни Голдсмит этого не знает.

Именно в гостиной ее мать сурово выговаривала ей, после того как застукала Франни и Нормана Бернстайна изучающими друг друга в сарае; их одежда была сброшена на уютную копну сена. Понравится ли Франни, спрашивала Карла, в то время как часы ее дедушки торжественно отсекали время, если она поведет Франни на прогулку по городу без одежды? Франни, ей тогда было шесть, плакала, хотя ей каким-то образом удалось избежать истерики, которую сулила такая перспектива.

Когда ей было десять, она врезалась на велосипеде в почтовый ящик, так как смотрела в это время назад, крича что-то через плечо Жоржетте Мак-Гир. Она ударилась головой, разбив до крови кос и обе коленки, и потеряла сознание на несколько минут. Франни с трудом добралась до дома, плача от боли и страха, потеряв много крови. Она искала бы утешения у отца, но так как тот был на работе, Франни поплелась в гостиную, где ее мать пила чай с миссис Веннер и миссис Принн. «Выйди вон! — закричала мать, но тут же осеклась и бросилась к Франни, обнимая ее и причитая: О Франни, о дорогая, что случилось, о твой бедный нос!» Однако она увела Франни в кухню, где можно было без особых потерь испачкать пол кровью, и даже когда мать утешала ее, Франни не могла забыть, что та встретила ее словами «Выйди вон!», а не «О Франни!». Мать в первую очередь испугалась за гостиную, где разрешалось течь времени, но не крови. Возможно, миссис Принн тоже не могла забыть этого, потому что даже сквозь слезы Франни заметила шокированное выражение лица гостьи. После этого случая миссис Принн посещала их крайне редко.

В первый год учебы Франни получила плохую отметку и, конечно же, была приглашена в гостиную обсудить это с матерью. А в последний год обучения в средней школе ее трижды оставляли в классе после занятий, и это также обсуждалось с матерью в гостиной. Именно здесь обсуждались честолюбивые желания Франни, которые всегда оказывались немного мелковатыми; именно здесь обсуждались надежды и мечты Франни, которые всегда оказывались ничего не стоящими; именно здесь обсуждались и жалобы, и недомогания Франни, которые всегда оказывались недостойными внимания.

Именно в гостиной стоял гроб с телом ее брата, украшенный розами, хризантемами и ландышами, их сухой аромат наполнял комнату, в то время как часы с непроницаемым видом стояли на своем месте, отстукивая неумолимое время.

— Ты беременна, — повторила Карла Голдсмит.