Исход (Том 2)

— Я лежала здесь и ждала, когда он пошевелится. Я не чувствовала его движений с того самого вечера, когда Ларри разыскивал Гарольда. Помнишь?

— Да.

— Я почувствовала, как шевельнулся ребенок, но я не разбудила тебя. Теперь я жалею об этом. Я должна была разбудить. — Франни снова расплакалась, прикрыв лицо рукой.

Стью убрал ее руку, обнял и поцеловал. Франни, с силой прижавшись к Стью, забормотала ему в шею:

— Неясность только ухудшает положение. Теперь мне остается только ждать. Кажется, что ждать придется целую вечность, и лишь потом можно узнать, проживет ли ребенок хоть день, покинув твое тело.

— Ты будешь ждать не одна, — сказал он.

Она еще теснее прижалась к нему, и они еще очень долго лежали так, боясь пошевелиться.

Надин Кросс уже почти пять минут собирала вещи в гостиной своего дома, когда заметила его — сидящего на стуле в углу, одетого только в плавки, сосущего большой палец, его странные сине-зеленые глаза восточного разреза внимательно следили за ней. Она была настолько поражена — скорее осознанием того, что он сидел здесь все это время, чем неожиданностью встречи с ним, — что сердце замерло у нее в груди, и она вскрикнула. Пакеты, которые она намеревалась сложить в рюкзак, упали на пол.

— Джо… то есть Лео…

Она приложила руку к груди, словно пытаясь успокоить бешеное биение сердца. Но сердце Надин еще не готово было успокоиться. Ужасна была эта неожиданная встреча с ним; но видеть его одетым и поступающим так, как он вел себя при их первой встрече в Нью-Гэмпшире, было еще хуже. Слишком многое повторялось, как будто некий сумасбродный божок неожиданно провел ее сквозь ворота времени и приказал ей прожить последние шесть недель заново.

— Ты до смерти напугал меня, — тихо пробормотала она.

Джо ничего не ответил.

Надин медленно подошла к нему, почти ожидая увидеть огромный кухонный нож, зажатый в его руке, как во время оно, но рука, которую он не держал во рту, невинно лежала у него на коленях. Его загар побледнел. Старые шрамы и следы комариных укусов исчезли. Но глаза были теми самыми… глаза, которые могут преследовать тебя. Все, что было в них, появлявшееся день за днем после того вечера, когда он пришел к костру послушать, как Ларри играет на гитаре, теперь полностью исчезло. Глаза его были такими же, как в тот день, когда она впервые встретила его, и Надин охватил ужас.

— Что ты здесь делаешь?

Джо ничего не ответил.

— Почему ты не с Ларри и не с мамой-Люси?

Никакого ответа.

— Ты не можешь оставаться здесь, — сказала Надин, пытаясь уговорить его, но вдруг остановилась, подумав, сколько же времени он уже сидит вот так.

Сегодня утро 24 августа. Две предыдущие ночи она провела в доме Гарольда. Мысль, что он сидит здесь и сосет палец уже часов сорок, промелькнула у нее в голове. Конечно, это была безумная и смешная мысль, ему же нужно было есть и пить (ведь так?), но эта мысль (видение), появившись, не хотела уходить. Ужас снова нахлынул на нее, и с отчаянием Надин вдруг поняла, насколько сильно изменилась за это время: когда-то она безмятежно спала рядом с этим дикарем, не испытывая страха, а ведь тогда он был вооружен и опасен. Теперь у него не было оружия, но она испытывала ужас перед ним. Она-то думала

(Джо? Лео?),

что его прежняя сущность исчезла навсегда. Теперь он вернулся. И он был здесь.

— Ты не можешь оставаться здесь, — повторила Надин. — Я вернулась только затем, чтобы забрать кое-какие вещи. Я здесь больше не живу. Я живу с… с мужчиной.

«О, разве это то, чем является Гарольд? — издевательски заметил внутренний голос. — А я-то думал, что он только орудие, средство для конца».

— Лео, послушай…

Голова его слабо, но достаточно заметно качнулась. Его глаза, неумолимые и сверкающие, уставились на нее.

— Ты не Лео?

Снова слабое покачивание.

— Ты Джо?

Кивок, такой же слабый.

— Ладно, пусть будет так. Но ты должен понять, что не имеет значения, кто ты есть, — сказала она, пытаясь быть спокойной. Безумное ощущение, что время повернулось вспять, усиливалось. — Та часть нашей жизни — когда мы были вместе — та часть ушла. Ты изменился, я изменилась, и мы не можем вернуть этого назад.

Его странные глаза по-прежнему смотрели на нее, казалось, отрицая сказанное.

— И перестань глазеть на меня, — взорвалась она. — Это невежливо смотреть на людей в упор.

Теперь в его глазах появилось слабое обвинение. Казалось, они говорили, что так же невежливо бросать людей на произвол судьбы, но еще более невежливо отвергать любовь людей, которые все еще зависят от тебя и нуждаются в тебе.

— Ты же не один, — сказала Надин, отворачиваясь и начиная собирать оброненные вещи. Она стала лихорадочно засовывать книги в рюкзак поверх салфеток, упаковки аспирина и нижнего белья — простого хлопчатобумажного белья, столь отличающегося от того, которое она надевала для извращенных развлечений Гарольда.