ученым или религиозным деятелем, а живет сейчас. Ему надо найти свое уникальное «я», чтобы иметь мужество
признать, что он существует и живет. Я сказал: «Да, он живет просто для услаждения чувств и умствования». Профессор настаивал: «Нет, он живет ответственно, хотя и обеспокоен миром, не имеющим смысла». Я сказал, что их слова о том, будто у мира нет смысла, еще не доказывают,
что этого смысла нет. «Гита» учит, что душа вечна. Профессор заметил, что это смехотворно. Я признал, что они могут жить посвоему, но не могут отвергать процесс раскрытия высшего гуманизма, любви к Богу, которая избавляет
человека от всех беспокойств. «Они называют это бегством», – парировал профессор. Я возразил и сказал,
что их гипотезы не могут объяснить очень многого. Экзистенциалисты могут избрать себе такое верование, но если нет Бога, то откуда же всё появилось в этом экзистенциальном
мире?
Профессор сказал, что всё появилось случайно. «Нет, – сказал я, – ничего не бывает просто так. Если вы написали научную статью об экзистенциализме, то разве она появилась
случайно?» Тут профессор уступил и сказал, что он, вообще-то, из христианской традиции и верит в христианство.
Он заявил, что в экзистенциализме был и теизм.
Но как же могут эти две концепции сочетаться? Если экзистенциалист – теист, то как он может думать, что в мире нет смысла? «Да, это проблема, – засмеялся профессор,
— как примерить две концепции». Он сказал, что экзистенциалист-теист принимает доводы до тех пор, пока может, но должен предстать пред лицом своего уникального
«я», не полагаясь на доктрину.
«Но, – сказал я, – ведическая традиция учит, что душа является бессмертной, божественной частицей Бога, упавшей в материальный мир. Ей нужно снова вернуться к Богу».
«О, нет», – сказал профессор. Он всё это отвергал. Этоне то, о чем говорит Библия, о чем говорит христиан
95
ство, о чем говорит экзистенциализм. Я сказал, что не являюсь христианским богословом, но я вырос в католической
семье и всегда думал, что «я» – бессмертное дитя Бога, а Бог – бессмертный Всевышний. Профессор ответил,
что, как хорошо известно, на католическую мысльповлияла греческая философия. Платон говорил о бессмертии,
но в Библии «я» не является божественной искрой,
или душой. Я был удивлен и сказал, что это не теизм.
Настоящий теизм – верить в Бога и жизнь вечную. Профессор возразил, что есть много разных интерпретаций
и что даже католики считают себя вправе не признавать
учение таких своих средневековых учителей, как Фома Аквинский. Профессор сказал, что христианство
становится все размытее и размытее, и что каждый вправе принимать Библию так, как ее видит.
Профессор постоянно старался свести всё к чему-то меньшему, чем вечное царство Бога и возврат туда в духовном
теле. Он заявил, что тело не может существовать без души, а душа – без тела. Я сообщил, что есть духовное тело.
В общем, вот так это происходило, и я потерял весь остаток уважения, которое имел по отношению к этому профессору. Они думают, что могут критиковать Писание и что Иисус Христос никогда не говорил, что мы вечны. Мне кажется, что это все в большей или меньшей степени
материалистичные измышления, вызванные тем, что современными исследователями, забывшими прошлых учителей, Библия отодвинута в сторону. К чему могут обратиться
люди? Профессор был пустым ученым выдумщиком,
увлеченным экзистенциальной концепцией построения
своей жизни на основе материального опыта. Я молился, чтобы общение с ним не загрязнило меня, и надеялся,
что смогу потом молить Кришну об укреплении моей веры в великих ачарьев, передающих совершенное знание.
96
20 октября
Детройт
Я слышал о деятельности в США демона, называемого
депрограмматором, которому родители преданных платят, чтобы он похищал преданных и мучил их, добиваясь,
чтобы они бросили сознание Кришны и вернулись к невайшнавской жизни. Проснувшись пошлой ночью, я почувствовал себя так, словно нахожусь под какими-то чарами или воздействием, пытающимся «депрограммировать
» меня. Это было не интеллектуальной аргументацией,
порождающей богохульные сомнения, а смутным психическим влиянием, чувством, побуждающим меня считать реальностью всего лишь услаждение чувств. В детстве со мной также иногда во сне происходило такое. Чем бы это ни было, оно показало мне, что во время повторения
мантры
я не полностью сосредоточен на ней и не всецело полагаюсь на Кришну. Также это указало мне направление, в котором моя проповедь преданным может
быть им наиболее полезной: думать о проповеди как об укреплении преданных в противостоянии всем формам
депрограммирования, посылаемым майей. Готовить преданных к сражению, которое на тонких уровнях идет даже сейчас. Мы должны развиваться, становиться сильнее
и бдительнее, чтобы не допустить слабости.
Разговаривал здесь с Говардханом Прабху о том, что сознание
Кришны не жаждет выдающегося положения, но остается сосредоточенным на обретении привязанности к Кришне.
24 ноября 1974
Я отправил Его Божественной Милости письмо, в котором