ИСККОН в семидесятые

Обе эти книги – автобиографию и «Без Кришны начинания тщетны» – я так никогда и не закончил. Писал я их на ощупь, с определенным вдохновением, потратил на них много часов работы, но так вышло,. что из этого ничего не получилось.

238

Даже текущие дела в ИСККОН, которые тогда были (и остаются такими сейчас) неотложными, не заставили меня отказаться от представлений о том, что мое призвание

– литература, и что служить Прабхупаде и Кришне я должен именно с ее помощью. Вначале мне было особенно

трудно совмещать в писательской работе вайшнавское

настроение с позицией писателя, живописующего

жизнь. Больше всего мне хотелось быть верным Шриле Прабхупаде и парампаре. Поначалу я не знал, как сочетать это желание с творческим процессом. Окольные пути часто взвинчивали меня. С особенной интенсивностью

я взялся за работу в комнате в Амстердаме, непосредственно

перед тем, как отправиться к Прабхупаде в качестве секретаря. Я писал, печатал, редактировал, перепечатывал

и обсуждал написанное со своим редактором и другом Мандалешварой Прабху. Он воодушевлял меня в моих попытках «охотиться на носорога». В Амстердаме находились члены библиотечной группы, Гханашьяма, Махабуддхи и другие, и мы вместе выходили на харинаму. Также они помогли мне подготовить вопросы насчет нашего

распространения книг в научной среде, которые я должен был задать Шриле Прабхупаде от имени библиотечной

группы.

В Сент-Луисе, на съезде Американской академии религий,

я поставил свой столик и непосредственно обращался в вестибюле к людям за подписями. Нас заметил репортер из «ЛосАнджелес Таймс», и вскоре в его газете появилась статья. Тогда это оценивалось как положительная пропаганда.

Рамешвара и другие похлопывали меня по спине,

выражая одобрение моей работе с общественностью. Но я, конечно, не проделал никакой квалифицированной работы, а просто приложил небольшое усилие – подобно птичке, пытающейся вычерпать океан своим клювом.

Был еще такой случай: дружелюбно настроенные индологи

пригласили меня на свою неформальную встречу

в номере гостиницы. Я принес к ним вечером из сентлуисского

храма кастрюли с сабджи, чапати

и нектарным напитком и скромно обслуживал ученых, угощая их

239

Кришна-прасадом. Расположившись в спальне, они то говорили

на академические темы, связанные с индуизмом, то фривольно болтали, занимаясь праджалпой. И они, понятно,

выпивали и курили. Один из профессоров долго рассказывал, как они с приятелем, накурившись в Индии марихуаны, приняли лужу за большую реку. Все слушали и весело смеялись. Один из ведущих профессоров заявил, что Рамануджа на самом деле был имперсоналистом, и что в высшем, изощренном смысле вайшнавизм – то же самое, что учение Шанкары. Я с содроганием слушал это, но не находил уместным строго проповедовать этой расслабленной

компании.

Из этих ученых наиболее дружелюбно ко мне относился

Томас Хопкинс, и он, к тому же, больше всех налегал на прасад, поглощая добавку за добавкой. Другой молодой профессор, из Гарварда, спросил, считает ли компания, что любую систему йоги или духовную практику надо изучать

в терминах индологии. В ответ прозвучали разнообразные

шутки.

С одной стороны, я был взволнован тем, что нахожусь в одной комнате с выдающимися индологами Америки, но, по милости Кришны, меня глубоко поразила их фривольность.

С тех пор мне очень трудно воспринимать индологов

всерьез.

Сентябрь 1978

Бостон

Невозможно преувеличить степень нашей падшести, но все же надо подчеркивать, что сейчас мы освобождены преданным служением. Кали-юга

– океан порока, но есть одна замечательная вещь: харинама.

Помню, я читал такую литературу, как пьесы о «родовом

проклятии» Юджина О’Нила, поэмы Байрона, пропитанные

чувством вины. В нашем веке над миром нависла угроза ядерной войны, и мы изначально чувствуем себя в руках фатума. Есть тенденция мрачно воспринимать эту

240

дурную карму как безнадежную ситуацию. Но по милости

чистого преданного падшие души, несмотря на степень

своей деградации, все же становятся на сторону махатмы.

Иногда это вызывает сомнения. Смарты говорят, что жители Запада не могут стать санньяси и брахмачари

– пока карма и гуна не приведут к новому рождению в соответствующих условиях. Нарада говорит, что именно на основе этих характеристик надо судить, а не по рождению.

К тому же, когда мы принимаем прасад, гуна и карма меняются.

Греховная деятельность, которой мы занимались недавно,

прощается нам. Мы не должны коснеть в ней. Мы не являемся ущербными преданными. Мы happy («счастливые

»), а не хиппи. Такова преобразующая сила Движения санкиртаны.

Это подробно рассматривается в Пятой песни «ШримадБхагаватам

». Там сказано, что у дживы есть желания, и в соответствии с ними она попадает в тело. Она свободна действовать как хочет, но должна принять тело по воле Верховного Господа. Ее судьбу определяет не слепой и жестокий

рок (или жестокий Бог), а ее же собственные поступки,