Вздохнув, Лара потрясла головой. Все эти пустые рассуждения совершенно ни к чему. Ей давно пора ехать в офис. Заставляя себя думать исключительно о работе, она быстро завершила сборы и, уже стоя на пороге квартиры, почувствовала, как в кармане коротко завибрировал телефон. Пришлось задержаться еще не пару секунд, чтобы прочитать присланное Леной сообщение:
Лара заблокировала телефон и, наконец, вышла из квартиры. Сил, чтобы ответить содержательно, действительно не было. Позже.
В лифт бизнес-центра она забежала последней. В очередной раз перечитывая сообщение от Лены, она думала, как лучше увернуться от расспросов и вместе с тем успокоить подругу. Лишь убрав в сумку телефон, Лара осмотрелась и вдруг заметила знакомый профиль. У противоположной стены стоял Дима.
Они не пересекались друг с другом с того самого дня, что был почти месяц назад; даже издалека не виделись, насколько она была в курсе. Их взгляды встретились, и Лара почувствовала, как отчаяние затопило ее всю. Удержаться на месте было совсем не так просто, как она предполагала. Казалось, словно Дима неведомым образом зацепился руками за ее нервы и жилы и тянул ее к себе.
Всю поездку до тринадцатого этажа он продолжал смотреть на Лару со сдержанным, чуть ли не холодным выражением лица, которому она не верила: это лицо не принадлежало ему, как бы натурально он ни старался изобразить безразличие. Дима не был таким, и она это знала.
Лишить себя его присутствия, пусть молчаливого и неощутимого тактильно, все равно оказалось тяжело. Лара в самый последний момент покинула лифт на своем этаже, заставив себя отвести взгляд и сделать шаг вперед.
Все проходит, и это — пройдет.
Глава 40
Каждый будний день Дима, оставив машину на подземной парковке, заходил в лифт бизнес-центра, мучаясь надеждой, наконец, увидеть Лару вновь. Совершенно по-детски, будто ему снова тринадцать, он стал приезжать в офис раньше прежнего — ближе к тому времени, когда она имела привычку появляться на работе. От этажа к этажу он сканировал столпотворения людей у площадки лифтов, всегда с особенным волнением — на первом, где была проходная, желая неожиданно зацепиться взглядом за знакомые черты.
За бесконечные четыре недели разлуки ему ни разу не повезло. Умирающая от июльской жары Москва, душная и еще более многолюдная, чем обычно, мало подходила на роль города-мечты из голливудской мелодрамы. Да и шансов на случайное столкновение в огромном здании высотой в семьдесят этажей было крайне мало; тем более что свой «романтический момент в лифте» они уже потратили месяцы назад.
В чудо незапланированной встречи Дима не верил, но побороть внутренние порывы надежды не мог. Вопреки здравому смыслу изо дня в день он внутренне замирал, доезжая до первого этажа, и только пальцы не скрещивал во исполнение. Идиот.
О своей поспешности, о не к месту сказанном признании, о том, что не сумел Лару убедить, он пожалел много раз. Неделями после той самой ночи он, возвращаясь с работы, вновь и вновь просиживал часы в прострации, прокручивал в голове все, что мог и должен был ответить на любое сомнение, анализировал их с Ларой разговор, но попытки понять ее отказ или хотя бы признать его терпели крах.
Дима приходил в себя уже у входной двери с ключами от машины в руках и… запрещал себе пересекать порог. Он застывал на месте, не в силах пошевелиться. Сжимая кулаки и стискивая зубы, в отчаянии впечатавшись лбом в металлическую дверь: его тянуло к Ларе как к никому и никогда.
Они ведь и в самом деле договорились. В январе он, самодовольный и непоколебимый, уверенно обещал Ларе, что, изъяви она желание разойтись, с его стороны не возникнет ни единой проблемы, и теперь с трудом держал данное ей слово, когда и разум, и чувства, и тело убеждали его поступить вопреки взятым на себя обязательствам.
Приехать к Ларе.
Быть с ней.
Сделать что угодно, только бы она захотела того же, что и он.
Прекратить, наконец, эту агонию безнадежности.
Как ему смириться с тем, что между ними больше ничего не будет? Как принять, что ничего нельзя поделать, что эта задача — неразрешима, сколько бы усилий он не приложил?
Мысль о том, что он потерял шансы на Лару, на жизнь с ней, вызывала в нем протест: он отказывался думать о завершении их отношений. Он не мог. Он не знал, что существование, из которого исключен один-единственный человек, может стать настолько нестерпимым. Он никогда не верил, что женщина в самом деле способна свести мужчину с ума, но Лара не зря чудилась ему ведьмой.