Исключение как правило

(24) Только что вот богатый, денег много, а ежели подумать и разобраться, то мужик мужиком (А. Чехов. Вишневый сад).

(25) Николай Аполлонович оставался, конечно, подлец подлецом, но и газетный сотрудник Нейнтельпфайн – вот тоже! – скотина (А. Белый. Петербург).

(26) Дурак дураком, а дело говорит (А. Вампилов. Прошлым летом в Чулимске).

(27) А майор попался дурак дураком! (В. Астафьев. Веселый солдат).

В отличие от предыдущего типа здесь при помощи тавтологической конструкции субъект не сравнивается с кем/чем-либо, а ему приписывается какой-либо постоянный признак в высшей мере его проявления. Подобное значение данной конструкции отмечалось в синтаксисе А. А. Шахматова (означает «полноту проявления признака, выраженного существительным» [1941: 56]). Возникает вопрос о критериях разграничения этих двух типов. Представляется, что формальным показателем может быть глагольная связка (эксплицитная или имплицитная): в случае значения сравнения она может быть со значением становления, проявления какого-либо признака (с виду, становится и под.); в данном же случае связка обычно вербально не выражена, так как это глагол быть в настоящем времени.

Наполнение компонентов ограничивается существительными, в лексическом значении которых есть признаковые семы. Дурак дураком = ‘полный дурак, подлец подлецом = ‘настоящий подлец’, ‘окончательный подлец’. Лексемы в данной конструкции обычно имеют негативную оценочную коннотацию. Сомнительной представляется фраза: *Он был талант талантом!

В следующем случае конструкция Им. п. + Тв. п. функционирует только в составе полипропозитивного и полипредикативного предложения, части которого соединены либо бессоюзной связью, либо сочинительным союзом с противительным значением. Тавтологическая конструкция основана на синтаксической неполноте. Ср. Дружба дружбой, а табачок врозь. – Дружба остается дружбой (ее никто не отменяет, не разрушает, т. е. постулируется ее «статус кво»). Предикат может быть вербально выраженным:

(28) Я понял, что для Тимохи не было утешения и в сознании, что он пострадал за общее дело: мир оставался миром, грех грехом, земля землей, его судьба ни в какой связи ни с какими большими делами не состояла (В. Короленко. Марусина заимка).

Но так как в подобной модели предикат всегда имеет только одно значение, он в силу своей очевидности обычно опускается.

Можно выделить несколько вариантов этой модели.

А) Значение согласия, выражаемого тавтологической конструкцией. Причем для говорящего согласие не является самым актуальным в высказывании, а используется им для достижения основной цели.

(29) Помилуйте, я вас совсем о другом прошу, а вы мне пеньку суете! Пенька пенькой, в другой раз приеду, заберу и пеньку! (Н. Гоголь. Мертвые души).

Говорящий не заинтересован в приобретении пеньки, но он выражает «отсроченное» согласие, обещание (пеньку, само собой, разумеется, возьму, но в другой раз), для того чтобы вернуться к интересующему его предмету разговора. Говорящий при помощи этой конструкции «выстраивает» коммуникацию, возвращает беседу в нужное русло, совершая при этом «коммуникативное поглаживание» адресата. Вероятно, в подобных случаях можно говорить о текстообразующей функции данной конструкции.

Б) Тавтологические конструкции в обеих предикативных единицах. Семантика – противительно-сопоставительная.

(30) Но, оказывается, любовь любовью, а пенсия пенсией (Ф. Павлов-Андреевич. Бег).

Противительно-сопоставительный союз а может быть имплицитным:

(31) Праздник был в самом разгаре: война войной, обед обедом (С. Осипов. Страсти по Фоме).

(32) История историей, война войной, Пенза Пензой (А. Мариенгоф. Мой век, мои друзья и подруги).

В) Тавтологическая конструкция только в первой предикативной единице. Семантика противительно-сопоставительная:

(33) Война войной, а права человека в Америке святы (Известия, 2001).

Г) Тавтологическая конструкция только в первой предикативной единице. Семантика – противительно-уступительная.