Исключительные

Вундерлихи были старше всех; они, седовласые, парили, как бог и богиня, продолжая жить в своем доме через дорогу от лагеря. Экономический кризис стал бедой для всех летних лагерей — кто же заплатит восемь тысяч долларов за то, чтобы его дети лепили горшки? — и Вундерлихи не хотели держать слишком много мест по программам, предлагавшимся раньше. Они отказались от факультативов по дизайну компьютерных игр и клоунаде. Пару лет назад они взяли на работу молодого энергичного человека по имени Пол Уилрайт, чтобы он занимался планированием и руководил повседневной деятельностью, но на занятиях сохранялся плачевный недобор. Они не знали, что делать, знали только, что ситуация так себе, и что в конце концов она достигнет критической черты.

В любом случае они не собирались продавать лагерь. Они его слишком любили, чтобы так с ним поступить; это была маленькая утопия, и приезжавшие сюда дети могли выбирать профиль по своему усмотрению, чтобы они всегда были одинаковыми — тоже утопистами. Никогда Вундерлихи не пойдут на такую сделку — по крайней мере до смертного одра, но и тогда продадут лагерь только тому, кто сохранит миссию «Лесного духа» в ее первозданном виде, какой она была всегда. Лагерь должен оставаться целостным, служить своей ценной цели — нести в мир искусство, из поколения в поколение.

Каждое Рождество бывшие обитатели лагеря забивали почтовый ящик Вундерлихов письмами с рассказами о своей жизни, и Эди или Мэнни неспешно шли в дальний конец подъездной дорожки, открывали тугую дверцу серебристого ящика, а потом приносили почту в дом, где Эди читала мужу письма вслух. Порой она пропускала строчки или целые абзацы, когда они становились слишком скучными. Оба не особо интересовались семейной жизнью своих бывших учеников: в какой колледж поступили их дети, кому сделали коронарное шунтирование — подумаешь, охи и ахи, да всем живется нелегко, и если ты уцелел в передряге, зачем об этом писать? Уцелел — ну и хорошо. Иногда Мэнни думал, что лучше бы выпускники лагеря присылали Вундерлихам сокращенные, усеченные версии рождественских писем, чтобы все содержание свидетельствовало лишь о большом таланте человека. Слайды, звуковые фрагменты, рукописи. Примеры, показывающие, чего они добились за годы и десятилетия, с тех пор как покинули «Лесной дух».

Но именно тут вопрос о таланте становился скользким, ибо кто вообще может сказать, действительно ли «Лесной дух» выявил в ребенке зарождающийся талант и придал ему импульс, или талант присутствовал всегда и раскрылся бы даже без этого лагеря. Мэнни Вундерлих большую часть жизни придерживался первой точки зрения, хотя в последнее время, когда в его бороде стали множиться седые волоски, придавая ему заснеженный и обманчиво мудрый облик, считал, что они с женой — всего лишь проводники в поезде талантов, собирающие билеты многочисленных блестяще одаренных детей, которые проезжают через Белкнап, штат Массачусетс, по пути к другим, еще лучшим краям. Он удрученно думал, что в каждом из этих ребят «Лесной дух» породил, главным образом, ностальгию. Заканчивая поздравительную открытку, выпускник лагеря непременно напишет такие слова:

«Дорогие Мэнни и Эди!

Хочется, чтобы вы знали: каждый день своей жизни я вспоминаю, как проводил лето в лагере. Хоть я и выступал в Париже, Берлине, где угодно, и хотя Фонд Барранти в прошлом году предоставил мне возможность по-настоящему сосредоточиться на моем либретто и больше не преподавать в консерватории, ничто не сравнится с чудесным „Лесным духом“. Ничто! Посылаю вам свою любовь».

Всякий раз, впадая в уныние, Мэнни Вундерлих уходил в себя и ощущал, как напряженно бьется его сердце, глядел через дорогу и дальше, на зимнюю лужайку, где высились, как минареты, верхушки вигвамов. Он чувствовал, что падает в бездну, и только голос жены мог вытянуть его обратно, как будто она его дергает за подтяжки, или более ранняя, дьявольски сексуальная ее версия тискает его член, возвращая к жизни.

— Мэнни, — проговорила она откуда-то из других времен. — Мэнни.

Он приподнял стекленеющие веки, заглянул в ее глаза, строгие и синие.

— Что? — спросил он.

— Смотрю, ты пропал, — сказала она. — Давай поговорим о ком-нибудь еще. Сегодня мы получили очень интересную открытку. С одним из рождественских писем внутри.

— Давай, — согласился он, выжидая.

Кого из бывших обитателей лагеря ему сейчас предстоит попробовать вспомнить? Флейтиста, танцовщицу, певицу, дизайнера сюрреалистических театральных декораций? Все они в тот или иной момент побывали здесь.

— Тебе понравится, — сказала жена.

Она улыбнулась, рот ее смягчился, что редко случалось в последнее время.

— От Итана и Эш.