Исключительные

— Да, сейчас кажется, что это будет тянуться вечность, — сказала Жюль. — Но в будущем, много лет спустя, оглядываясь назад, ты поймешь, как быстро пролетело время.

— Сейчас мне от этого мало проку, — возразила Ноэль. Водрузив ногу на кровать, она разглядывала пальцы, где на каждом ноготке были тщательно прорисованы черепки с костями.

— Полагаю, нет, — сказала Жюль.

— Вы же не собираетесь отправить меня обратно, Жюль, правда?

— Вообще никогда?

— Точно не до конца лета. Мне тут очень нравится. Если бы этот лагерь был парнем или девушкой, я бы женилась. Может быть, когда-нибудь разрешат вступать в браки с местами. Если так случится, моим избранником будет этот лагерь.

— Ноэль, помолчи, — сказала Кит, лежа на животе на верхней койке и свесив вниз голую руку. — Я как будто провалилась в кроличью нору. Ты постоянно болтаешь, а я не могу ни почитать, ни поспать.

— Я болтаю, потому что хочу, чтобы Жюль поняла: нельзя отсылать меня домой. Эта медсестра ни хрена не знает о потреблении калорий. Я гораздо больше нее знаю.

— Ну, — сказала Жюль, — сегодня на ужин у нас будет вкуснейшая лазанья, и, надеюсь, ты ее попробуешь.

Ноэль скорчила рожу, явно давая понять, что никогда никакой лазаньи в рот не возьмет.

— Я съем за тебя твою порцию, — сказала Кит.

В вигвам зашла третья девочка, волоча за собой литавры.

— И куда же мы поставим эту махину? — спросила Кит.

И девочки дружно погрузились в дискуссию о музыкальных инструментах и о том, где их надо хранить в лагере.

Ворвалась еще какая-то особа, завернутая в полотенце, сразу после душа, и закричала на весь вигвам, не заметив, что здесь находится Жюль: «Кондиционер для волос по консистенции точно такой же, как сперма!» Девочки тотчас умолкли, а затем в ужасе расхохотались. Жюль воспользовалась моментом, чтобы покинуть их.

Она была и нужна им, и не нужна. У них образовалось собственное общество, и Жюль была тронута и встревожена, видя, как оно возникает. Ее поражало, с какой легкостью эти подростки просят то, что им нужно. Они часто обращались к Деннису или Жюль; она могла прогуливаться в одиночестве, слушая концерт, доносящийся из пристройки, где занимались музыканты, или просто размышляя о чем-то своем, как вдруг за ее спиной раздавался голос: «Жюль?» Или скорее: «Жюль!» А дальше: «В верхнем женском туалете засорился унитаз. Наверное, опять супертампоны, и никто не может найти вантуз».

Они не сомневались, что их забитые трубы точно так же интересны ей, как и их творения; ей же положено интересоваться, заботиться, быть начеку. Испытывали ли Вундерлихи какие-то особые чувства, находясь здесь все эти десятилетия, или просто признавали роль искусства и свою обязанность следить за трубами? Жюль жалела, что не может спросить, но не хотела беспокоить их в штате Мэн, где, как сообщалось в присланной на днях открытке, они «собирают моллюсков» и «бездельничают». Все заботы о лагере они возложили на Жюль и Денниса и теперь не стремятся в это вникать.

До Жюль стало доходить, что эта работа, наверное, никогда и не была особо творческой. Никогда. Ей не довелось спросить у Вундерлихов: «Считали ли вы, руководя лагерем, что это и есть реализация вашего творческого потенциала?» Ее слегка раздражало, что они не отвели их с Деннисом в сторонку и не сказали: «Вы хоть понимаете, что немаловажная часть вашей работы — следить за тем, чтобы крупные заказы продуктов с ферм Грили доставлялись вовремя? Такое дело нельзя доверить кухонному персоналу». Но даже если бы Мэнни и Эди предупредили, Жюль все равно была бы уверена, что эта работа стоит жертв, а иногда так и было. В театре, где Жюль смотрела пьесу «Марат/Сад» в новой постановке, она была увлечена, восхищена. Деннис вроде бы чувствовал такие моменты и в полумраке держал ее за руку. Жюль все время мысленно возвращалась в это место, хоть и не знала, что вернется наяву, что когда она доберется сюда, лагерь окажется таким похожим на то, каким он усилиями Вундерлихов был раньше. Как будто Мэнни и Эди опекали искусство, сохраняли прошлое, которое, если его не беречь, будет забыто, как потерянная цивилизация.

Так вот в чем дело: Вундерлихи были защитниками, а не художниками. А Жюль хотела быть художником. В этом разница, и она ощущалась здесь и сейчас, в темном зале театра, где Жюль сидела на одной из жестких деревянных скамей среди своих подопечных и воспитателей, наблюдая за энергичной Кит Кэмпбелл на сцене, пятнадцатилетней девочкой, которая в повседневной жизни панковала в ботинках «милитари» и спущенных шортах, а на подмостках представала королевой в рулоне ткани, скроенной в мантию специально для нее. Зрители перешептывались: далеко пойдет, станет знаменитой, станет великой. Но опять же кто вообще хоть что-нибудь знает о раннем таланте и о том, что с ним может случиться?