И, наконец, ходил тревожный слух, что убийца в конце концов избежит наказания. Это был сущий стыд и позор, и полицейские вели себя отвратительно. Никому незнакомый человек приезжает в тихую, нравственную и богобоязненную деревню, такую, как Килби-Сент-Бенедикт, убивает одного из мелких аристократов — и ему позволяют уйти. Да, в сельском лексиконе не находилось слов, чтобы оправдать такое позорное решение суда. Это могло быть объяснено только грубым подкупом и коррупцией, вещами, на которые всегда намекали воскресные газеты — те воскресные газеты, которые, как говорится, просочились в Килби. Было попросту бессмысленно говорить, что против него не было улик. Поначалу судьи считали, что он сделал это — иначе они бы не задержали его на неделю, и полицейские должны были считать, что он сделал это — иначе они вообще не арестовали бы его. А если это был не он, чужак, единственный чужак, который находился в деревне за несколько последних недель, то кто же еще это мог быть, и так далее, и тому подобное…
Во всяком случае, было много тем для разговоров, и местные сплетники могли в полной мере отдать им должное, особенно после того, как закончилась утренняя служба и открылись бары.
В 10.23 дежурный Флеминга на телефонной станции в Килби, заменяющий Билла Уоткина, позвонил в «Тише воды» и сообщил, что в 10.20 Роберт Маколей звонил в поместье и рассказал Мандуляну о том, что Лоуренса освобождают. Мандулян просто ответил: «Не говорите об этом по телефону, приходите увидеться со мной».
В 10.55 один из дежурных в Перротс сообщил, что Роберт Маколей покинул Перротс в 10.25 и добрался до поместья в 10.40.
Флеминг потер руки, когда ему сообщили эту новость.
— Они вырабатывают небольшой план, Мэйтленд, — сказал он. — Они вырабатывают его между собой.
Впервые с тех пор, как было начато дело, сержант Мэйтленд выразил некоторое удивление.
— Это они сделали это, сэр? — воскликнул он. — Старый Мандулян и этот парень?
— Эти двое замешаны либо в одном, либо в другом преступлении, мой друг, — ответил Флеминг. — Либо в убийстве, либо в сговоре, либо и в том, и в другом. Я полагаю, что довольно скоро мы узнаем все, что нужно знать.
— А что произойдет, если они залягут на дно и не выработают никакого плана, сэр? — спросил сержант с вновь проявившимся свойственным ему пессимизмом.
— Они не осмелятся залечь на дно, — ответил Флеминг с веселой уверенностью. — Вы не виделись с этим Лоуренсом, так часто, как я. Он по-настоящему опасный парень, самый хладнокровный и бесшабашный человек, какого я когда-либо встречал — и один или другой из этих двоих, или же они оба сделали все возможное, чтобы повесить на него обвинение в убийстве. К тому же это им почти удалось. Как вы думаете, что он станет делать, когда освободится? Он отправится перекинуться с ними парой слов, а они пойдут практически на все, чтобы избежать этого. Если я сколько-нибудь разбираюсь в людях, то этот парень, Лоуренс, не успокоится, пока не раздобудет четвертое письмо Мандуляна и не поймает старого злодея в ловушку с его помощью.
— И если Мандулян будет повержен, — отметил Мэйтленд, — то молодой Маколей пойдет ко дну вместе с ним. Вы слышали, сэр, что он помолвлен с этой девушкой и договаривается о сотрудничестве со старым Мандуляном.
— Да. Это его цена за помощь старику в устранении Лоуренса. Вы думаете, старик пойдет на это, если Лоуренс не будет устранен? Нет. Роберт будет так же стремиться покончить с Лоуренсом, как и Мандулян — и стремиться сделать это быстро.
— Это не докажет, что он был убийцей, сэр, — возразил Мэйтленд. — Это только докажет, что он был соучастником сговора.
— Совершенно верно. И тогда мы поймаем их обоих в капкан до тех пор, пока не сможем доказать также и совершение убийства — то есть, если мы сможем это доказать.
В 12.22 сообщили, что Роберт покинул поместье и вернулся в Перротс. Переговоры длились один час и сорок две минуты. Флеминг взял пакет с сандвичами и пинту пива и сел у телефона, дожидаясь развития событий.
Ничего не происходило. Весь этот воскресный день безмолвная сеть дежурных, окружившая паука в центре паутины, ожидала. Ничего не происходило. Ни Мандулян, ни Роберт Маколей ничего не предпринимали. Нетерпение Флеминга все росло и росло, когда томительный день подошел к концу. Единственным утешением было то, что без сомнения что-то должно было произойти в течение ночи. В конце концов, жители Килби проявили себя довольно неравнодушными к ночным прогулкам; поэтому, когда Флеминг наконец лег спать в половину двенадцатого, он был уверен, что не пройдет много времени, прежде чем его разбудит стуком сержант Мэйтленд с известием, что полуночники начали действовать. В конечном счете в половину восьмого утра его разбудил коридорный гостиницы, принесший утреннюю чашку чая. За ночь не случилось ничего представляющего интерес, и Флеминг был крайне зол.