Искорёженная история

В случае со Сперанским нас удивляет единодушное отвержение всей, подчёркиваем это, всей российской элитой его реформаторских предложений. Ладно, Государственный совет отказался поддержать реформы Сперанского. Можно сказать, что высшее чиновничество спасало свой, как говорится, зад. Но удивляет, что против реформ выступили и такие либералы, как Н.М. Карамзин и все другие мыслящие люди империи. Записка Карамзина, переданная императору, полное название которой весьма показательно – «Записка и древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях», стала не манифестом дворянского консерватизма, а платформой сплочения нации накануне наполеоновской угрозы. Не надо винить Карамзина в излишней запальчивости, когда он писал, что «всякая новость в государственном порядке есть зло». Важно обратить внимание на другое. Признавая необходимость перемен, Карамзин справедливо замечал, что стране нужна не конституция, а пятьдесят «умных и добродетельных губернаторов».

Разве не то же самое сегодня нужно нашей стране – Российской Федерации, Конституция которой едва ли не в деталях восприняла проекты Сперанского? Не важно, что вместо института самодержца государя-императора введен институт президентства. Вертикаль власти от этого мало изменилась. Как не важно и то, что институт президентства – не наследуемый родственниками главы государства, а избираемый на всенародных выборах. Это формальные подробности, которые поправлены в связи с современными общепринятыми нормами. России в начале XXI века, как и в начале XIX-го, явно не хватает региональных исполнителей распоряжений верховной власти.

Кто-то может сказать, что Сперанский опередил своё время. Мол, если бы к нему прислушались и попытались воплотить на практике его реформаторство, то Россия не испытала бы тех неприятностей, которые затем пережила в ХХ веке. Смеем уверить сомневающихся – ничего подобного! Такого рода рассуждения в оправдание «гения» Сперанского относятся к числу тех, про которые говорят: «Задним умом крепок». В истории, как, впрочем, и в жизни конкретного человека, заднеумочное мышление не принимается в расчёт. Прошлое тем и отличается от настоящего и будущего, что оно не имеет альтернативы. История – однопорядковое явление. Это, во-первых.

А во-вторых, не только Россия в начале XIX века оказалась неготовой к западноевропейскому формату демократического устройства. Но и сама родоначальница этого устройства Франция также угодила в глубокую яму конфликтов и потрясений, которые сотрясали страну весь XIX век. Революция следовала во Франции за революцией буквально с четвертьвековыми промежутками: 1830-1848-1871. Даже в ХХ веке не произошло успокоения. Первая мировая война, Вторая, волнения в 40-50-е годы, май-июнь 1968 года. Пять республик сменилось после Второй мировой войны.

О чём это говорит? О том, что формальная демократия западного образца – штука весьма и весьма острая. Она требует очень многого от страны, внедряющей у себя такие образцы (например, нужны высокий уровень развития экономики и наличие развитого гражданского общества). Особенно необходимо наличие патриотически настроенной элиты.

Вам мало Франции, так возьмите Германию. Почему провалилась Веймарская республика в 20-30-е годы ХХ века, самая демократическая из всех демократических европейских демократий того времени? Собственно, она и сегодня представляет собой едва ли не идеальный образец демократии парламентского типа. Провалилась. С Германией случилось то же, что и с Россией после событий 1917 года. Не было гражданской войны. Но зато был фашизм. И всё-таки, почему провал демократии? При Гогенцоллернах за 25 лет после объединения во второй половине XIX века Германия становится в ряд с самыми развитыми державами мира. А при Веймарской демократии скатывается в кювет фашизма, превращается в мирового агрессора, угрожавшего благополучию всей Европы.

Причина неудач демократического этапа развития Германии та же, что и во Франции – отсутствие развитого гражданского общества. Оно формируется десятилетиями, а не с момента принятия конституции страны. Это не значит, что ни в Германии, ни во Франции не было гражданского общества в формальном варианте. Всё было. И выборы, и партии, и свободы. Но в целом и общем это не срабатывало на всё население, на всю страну.