– Не обращай на Джадда внимание. Он несносный болван, да и только.
– Это правда, – весело поддакивает Лу. – В этом он мастак.
– Да, но зато я вас веселю, – оправдывается Джадд.
Покачав головой, я поворачиваюсь к Слейду и с опаской его осматриваю.
– Так… хочу прояснить, из задницы же шипы у тебя не торчат?
Лу, Джадд и Озрик разражаются смехом.
Слейд только вздыхает.
– Никаких шипов в заднице нет.
Светлая сторона.
– Так ты еще рада, что выбралась в лагерь? – ухмыляясь, спрашивает Лу.
– Если не считать всех этих разговоров про задницы и дерьмо? Безусловно, – отвечаю я, и остальные улыбаются мне, как будто я только что дала верный ответ.
Их беззаботная дружба с добродушным подшучиванием особенная и наполняет меня приятным ощущением, которого прежде я никогда не испытывала. В их насмешках друг над другом нет затаенной обиды или соперничества. Нет ревности или недовольства. Они как семья, которая уверена в каждом ее члене и знает, как свои пять пальцев. И даже когда они подтрунивают или смеются, я чувствую их преданность друг другу.
– Итак, сегодня ты Рип, – подмечаю я, смотря на торчащие из формы Слейда шипы.
– Да. – Он смотрит вниз, когда две мои ленты начинают играть со шнурками на его сапогах, и кривит губы. – Вот же вертихвостки.
Я пожимаю плечами, не собираясь сдерживать свои шаловливые ленты.
– Ты часто меняешь облик? – с любопытством спрашиваю я.
– Иногда это необходимо. Но порой меняю, когда мне не хочется быть королем и иметь дело со всеми вытекающими из этого последствиями.
– Это как побег для тебя.
Он кивает.
– Иногда нелегко быть королем Ротом, – язвительно отвечает он, но я слышу проблеск горькой правды в его словах, и у меня за него болит сердце. Представить не могу, какое бремя над ним довлеет. Он не просто монарх, а правитель, которого все страшатся. Иногда и презирают.
– Я понимаю. И на самом деле даже завидую, – тихонько признаюсь я, смотря, как мои ленты продолжают игриво обвиваться вокруг его сапог и лодыжек. – Если бы даже на одну ночь я могла бы перестать быть золотой девушкой, то не упустила бы этот шанс.
Слейд внезапно обхватывает мой подбородок большим и указательным пальцем и заставляет меня посмотреть на него, впиваясь внимательным взглядом.
– Никогда так не говори, – хрипло молвит он, и его слова звучат уверенным приказом. – Мир стал бы мрачным без твоего света.
В груди сдавливает, по телу разливается теплое ощущение от его прикосновения.
– Вот гадость, – стонет Джадд. – Рип ведет себя чертовски мило, и меня сейчас стошнит.
С губ Слейда слетает еще один вздох, и он отпускает мой подбородок.
– Эй, Лу?
– Да, командир?
– Стукни Джадда за меня.
Джадд не успевает увернуться, и Лу дает ему затрещину, от которой он бурчит:
– Ой! Чего ты такая кровожадная?
Лу улыбается во все тридцать два зуба.
– Потому что это доставляет мне радость.
У меня вырывается смешок.
– Давай, Горчица, – ворчит Озрик, встав и дернув Джадда за рукав. – Пойдем поищем еще вина для Лу. Она всегда становится намного милее после того, как выпьет несколько пинт.
– Это правда, – соглашается она.
Они втроем уходят, и остаемся только Шипастый Слейд и я в компании тлеющего огня с завитками, устремляющимися к ледяному небу.
– Итак… Золотая пташка. – Его голос стал хриплым и порочным, темная аура вьется вокруг меня. Взгляд, который он на меня бросает, одновременно снисходительный и чувственный, и от этого в животе у меня вспыхивают тлеющие угольки. – Теперь, когда мы остались одни, чем займемся?
Возможно, его слова звучат как вопрос, но в голосе Слейда таится ответ, и он совпадает с моим.
Я застенчиво улыбаюсь.
– Есть у меня парочка мыслей.
Глава 36
Не знаю, кто кого целует первым, но мы обрушиваемся друг на друга в страстном поцелуе. Наши губы одновременно и холодные от морозного воздуха, и разгоряченные от жара костра. Эти два ощущения сражаются, как и наше стремление утолить страсть, бурлящую в венах.
Слейд обхватывает рукой мой затылок, погружая пальцы в пряди волос, словно хочет глубже проникнуть в меня, прижать к своим губам сильнее, чтобы овладеть мною по-своему.
Так он и делает.
Властно обхватив мою голову руками, он наклоняет ее под нужным углом и проникает в мой рот языком, будто желая испить до дна.
Когда я отстраняюсь, чтобы перевести дух, он рычит, как хищник, у которого отняли добычу.
– Не уворачивайся от меня, – хрипло возражает он.
Я отвечаю, посмеиваясь:
– Дай девушке хоть подышать.
– Я хочу дышать тобой, – говорит он. – Хочу каждый твой вдох, твою ауру, саму твою сущность. Не хочу упустить ни одной частички.
В животе все приятно трепещет, слова Слейда возносят меня прямо на вершину, как при подъеме в гору. Ленты поднимаются и обвиваются вокруг него с той же силой, с которой он обхватывает меня руками, и снова мир исчезает – остаемся только мы. Только это место.
Я провожу кончиками пальцев по пепельным чешуйкам на его скулах и восхищаюсь их гладким рисунком. В них отражается свет от костра, выдавая в Слейде фейри.
– А у твоих родителей тоже были чешуйки? – с любопытством спрашиваю я.
– У моего отца.