Искра

И не помню, как оказалась напротив Мидаса. Не помню, когда в комнату вошла Полли, но она здесь. На ней золотое платье, прозрачная ткань струится по телу, скрепленная застежкой на шее, как у меня. Платье обнажает каждый изгиб тела, ее силуэт – это чувственные тени под слоями ткани. Интересно, я выгляжу так же?..

Мидас разговаривает с ней, и хотя я слышу его, но не могу разобрать слова.

– …постоянно. Никому нельзя к ней прикасаться. Перед выходом дай ей еще один. Ты знаешь, куда идти. Я буду тебя ждать.

– Да, мой царь.

– Сегодня вечером ты получишь целую коробку, – говорит он, гладя ее по голове, и Полли почти урчит.

Мидас подходит ко мне, пока я раскачиваюсь.

– Скоро увидимся, Драгоценная.

Должно быть, проходит еще какое-то время, потому что следующее, что я помню, как стою у балконной двери и смотрю на падающий снег. Свет становится тускло-серым, небо облачается в безрадостный мрак.

Не знаю, как долго я наблюдаю за снегом, но ноги болят, словно стою я уже давно. Когда в стекле отражается какое-то движение, я оборачиваюсь и вижу, что Полли подходит к двери и открывает ее. Она говорит со стражником, но я ничего не понимаю из ее слов.

Вместо того я смотрю на ее светлые локоны, собранные на макушке полоской золотого шелка. В затуманенном сознании что-то всплывает, когда я смотрю на этот бант, на конец ленты, свисающей сбоку от ее шеи.

Невольно я поднимаю руку и чувствую, как завожу ее за спину.

Касаюсь пальцами ткани платья с закрытой спинкой, но кажется, что-то не так. Под ним вместо лент только боль.

От замешательства между бровями пролегает складка. Что-то не так. Чего-то не хватает.

Но это все равно что пытаться поймать на ветру семена одуванчика. Каждый раз, как я тянусь к пушинкам, они кружат, не попадая мне на руку.

Я моргаю, и Полли внезапно оказывается напротив. Ее щеки покрыты румянами, подходящими по цвету с ее налитыми кровью глазами, а серый свет отбрасывает тени на ее красоту.

– Пора на бал, – говорит она и жестом показывает мне идти впереди.

Не переставая хмуриться, я делаю шаг вперед и неосознанно выхожу за Полли и плавно скольжу по коридору.

Моргаю и иду.

Иду и моргаю.

Что-то не так.

Чего-то не хватает.

На лестнице я спотыкаюсь и хватаюсь рукой в перчатке за перила. Полли оборачивается, но на меня не смотрит.

– Не прикасайтесь к ней, – шикает она. Думаю, на стражников, хотя я слишком потеряна, чтобы посмотреть.

– Что-то не так, – бормочу я, и на мгновение вспыхивает воспоминание.

Я уже говорила это?

Полли смотрит на меня и презрительно фыркает.

– Ты не достойна росы. Только зря на тебя потратили.

Роса?

Она снова поворачивается, чтобы продолжить путь, и меня отвлекает эта свисающая с ее волос лента.

Лента…

Рука, срывающая стебель. Рот, дующий на семена одуванчика.

– Сюда, госпожа.

Полли берется за юбки, и мы снова идем, теперь по другой лестнице. Проходя через узкую дверь, я тут же морщусь обрушившегося на меня гвалта.

Музыка на фоне сотен голосов. Тепло тел, свет свечей, капающих с позолоченных люстр-сосулек. Я делаю шаг вперед, понимая, что стою на небольшом крытом балконе в бальной зале.

– Ты должна сидеть в этом кресле и ждать, – сообщает Полли, но ее голос залетает в одно ухо и вылетает из другого. Я охвачена покачивающимися в зале телами, мелодией, звучащей в воздухе, ароматами. И все же ищу, ищу в толпе, даже не понимая, кого пытаюсь найти.

Но поиски не увенчаются успехом, и мое внимание привлекает золотистый гобелен, свисающий с помоста, на котором стоят четыре кресла, похожие на троны.

Я смотрю на эти длинные полосы ткани и вспоминаю… вспоминаю…

Я сжимаю руку в кулак, стиснув связку этих выскальзывающих воспоминаний-одуванчиков.

И на сей раз, когда завожу руку за спину, провожу пальцами вдоль позвоночника.

Что-то не так.

Чего-то не хватает.

Пальцы дотрагиваются до кожи, боль пускает корни, и внезапно меня захлестывает вид меча, опускающегося на мою спину, которая выгибается вместе с ним.

У меня вырывается еле слышное:

– Мои ленты…

– Что? – спрашивает Полли.

Я закрываю рот ладошкой, когда у меня вырывается растерянный крик, и резко разворачиваюсь. Головокружение накатывает на меня вздымающейся волной.

– Да что с тобой? – спрашивает Полли, наморщив нос, когда я сгибаюсь пополам, а тело дрожит от воспоминания.

Я вспоминаю.

Жестокий удар меча. Лепестки, засунутые мне в рот. Отрезанная полоска, падающая на пол.

Мои ленты…

Сердце наполняется невыносимой болью, которая превосходит все, что я ощущаю телом. Дурман, наверное, немного притупляет боль, потому что я чувствую лишь постоянную пульсацию вдоль пустой спины. Это то же самое, что пытаться шевелить пальцами, которых больше нет. Мышцы сжимаются и напрягаются, пытаясь двигать тем, чего больше нет.

Исчезли, исчезли, исчезли…

Я начинаю дышать чаще, намного чаще. Хватаю ртом воздух, которого все равно не хватает, и задыхаюсь. Меня окутывает ужасный жар, охватывает так, что живот сводит судорогой, а между ног пульсирует.

О богиня… да я же одурманена.