Однажды утром я наслаждалась чашечкой кофе в залитой солнцем маленькой комнате, где мы иногда завтракали. Вошел Джейк, он не обратил никакого внимания на тарелку с фруктами, схватил со стола круассан и уселся, положив ноги мне на колени.
— Мам, мне нужно, чтобы ты меня выслушала, — сказал он. — Это — математика, но если ты будешь внимательно слушать, я все объясню, и ты поймешь. Я нашел принцип.
У Джейка действительно были неестественно обостренные способности находить принципы, и эти способности, из всех, которыми он обладал, были, по мнению профессоров, у которых он учился, самыми важными. По крайней мере, они выделяли их как ключевые для достижения успеха.
То, что Джейк рассказал мне, было действительно поразительно. Я даже и не предполагала, над чем он трудился. У меня хватило здравого смысла поверить, что он на пороге чего-то очень важного, но, насколько мне было известно, «что-то очень важное» означало ускоренный университетский курс физики — впечатляющее достижение для одиннадцатилетнего мальчика. Но на самом деле все оказалось еще более важным.
Теория, которую предлагал Джейк в области относительности, была одновременно изящно простой — достаточно точной и ясной, чтобы я могла понять ее, — и впечатляюще сложной. Если Джейк был прав, то он создал совершенно новую область физики, как Ньютон и Лейбниц перевернули всю математику, внедрив дифференциальное и интегральное исчисления.
Мои первые слова, которые я с трудом смогла выдохнуть, удивили даже меня:
— Джейки, это так красиво.
Улыбка, которой в тот момент одарил меня Джейк, тоже была красивой.
Джейк начал все с картинки. Теперь ему нужна была математическая запись, чтобы описать то, что он видел. Я уже поняла, что математика — это действительно особый язык, способ описывать то, что видят люди, подобные Джейку. Он уже владел в какой-то степени начальными знаниями, но концепция такой сложности требовала знания терминов, которыми он еще не овладел.
Думаю, будет честным сказать, что с этого момента он стал вести себя как одержимый. Вся его радость и беззаботность, которыми я восхищалась раньше, улетучились куда-то, когда он начал бороться за то, чтобы выразить математически то, что он так ясно представлял себе, и чтобы его могли понять другие ученые. Джейк стал делать модели пространства и времени и многомерные модели пространства, а тем временем уравнения на наших окнах становились все длиннее и длиннее.
Джейк перестал спать. Он и раньше всегда был совой, но теперь все было по-другому. Теперь он просто не мог спать. Когда Майкл заходил к нему в комнату утром, чтобы разбудить, он находил его сидящим в той же позе и там же, где оставил восемь часов назад.
— Джейк! Ты снова забыл лечь спать? — спрашивал он его.
За завтраком Джейк клевал носом, дремал в машине, но ночью у него снова не было сна совсем, и он читал и занимался математикой.
Мы отвели его к педиатру, врач понял наше беспокойство и предложил записаться на обследование. Джейк провел ночь в больнице, весь увешанный проводами, трубочками и электродами. Обследование подтвердило то, что мы и подозревали: Джейк не спал. Но физически он был в порядке. Единственным, что не давало ему спать, была математика.
В конце концов он настолько закопался в этом гигантском уравнении, что я даже стала беспокоиться. Через улицу от нашего дома находится поле с детской площадкой у пруда, где обычно играют дети наших соседей. Я стояла, опершись на дверной косяк, и наблюдала, как Джейк неистово царапает по стеклу, заполняя оконные проемы математическими символами, которые я даже и не пыталась понять. Одновременно в окно я могла видеть, как дети его возраста играют в парке, гоняются друг за другом, раскачиваются на качелях.
Похоже, с уравнением что-то не ладилось. Был тупик. Возможно, у него недостаточно информации, чтобы перейти на следующий уровень. А может быть, нужно проконсультироваться с кем-то, кто лучше владеет этим материалом и сможет увидеть, где была допущена ошибка. Само уравнение меня совершенно не беспокоило. Все, что я могла сказать о нем, — так это то, что оно несуразно длинное и забирает у Джейка слишком много времени. Если помочь ему разобраться с ним, то он сможет наконец пойти погулять в парке.
— Джейк, так дальше продолжаться не может, — сказала я. — Давай попросим помощи. Может быть, кто-то сможет найти, в чем тут загвоздка.
Он посмотрел на меня, пытаясь понять, о чем я ему говорю.
— Но здесь нет загвоздки, мам. Я пытаюсь доказать, что я не прав.
Так вот что он все это время делал со своим уравнением — проверял и снова проверял свою работу, выискивая изъян или неточность, что значило бы, что вся эта теория и гроша ломаного не стоит.