– Ты предо мной лежала как мертвая, я тебя схватил, вынес из города, но о сыне не вспомнил. Никого из людей наших не видел; если бы видел, то наверняка вспомнил бы о нем и кому-нибудь поручил бы вынести его из дома. О, умилосердитесь! – прибавил он к окружающим. – Спасите моего сына, я маркиз Спадара, я богат, отдам половину всего, что имею, тому, кто спасет мое дитя. Я сам не могу. У меня нет сил. О, спасите его! – И слезы потекли по бледному лицу полуживого, истомленного маркиза.
– О, видно, что ты не мать! – воскликнула маркиза, вырывая у него из рук платье, за которое он держался, и бросилась вперед.
– Ради Бога, останься! Спасти его нельзя! Умоляю тебя, останься! Не ходи, себя погубишь, а его не спасешь!
На отчаянный вопль она остановилась, оглянулась и отвечала:
– Не могу. Должна идти. Спасу сына или умру вместе с ним!
И опять побежала. Маркиз приподнялся, с отчаянием кликнул ее по имени и опять в беспамятстве упал на землю.
Еще раз остановилась она, с любовью и горестью взглянула на мужа, который как мертвый лежал на земле, но не осталась, а бросилась вперед, в город, навстречу всем бегущим из него. Она не бежит, а летит, еле касаясь земли; ее распустившиеся волосы развеваются по ветру. Вот она исчезла в городских воротах.
– Остановите эту женщину! – кричат за нею. – Она с ума сошла, бежит в город, там смерть.
Некоторые встречные пытаются остановить ее, но она всех отталкивает и спешит вперед. Ничто не может замедлить ее бега; она верным взглядом заранее выбирает себе дорогу, перескакивает через камни, бревна и кучи мусора: ее тянет сильнейшее чувство женского сердца – материнская любовь.
Она видела пред собой колыбель своего сына, только мысль о нем занимала ее. Никакое внешнее впечатление не доходило до нее: она не слыхала отчаянных криков раненых и погибающих; она не замечала, что колебания земли с каждым ее шагом усиливаются; она не предугадывала близости новых подземных ударов. До нее не долетали подземные громы, которые то трещали, как будто кто-нибудь бросал там железными полосами, то стучали, как будто кто катает железными шарами, и наконец разражались оглушительным треском. Она спешила вперед без устали и остановок. Не думая и не выбирая дороги, она все-таки не сбилась и бессознательно бежала по самому прямому и короткому направлению. Вот перед ней церковь, в которой она всегда молилась, но ее колокольня обвалилась и засыпала собой все соседние дома; сам корпус здания расселся сверху донизу и мог тотчас упасть.
– Боже мой, дай мне силы спасти моего Альфонса! – воскликнула она.
Только одна улица осталась, совсем недалеко. Стоит ли дом? Мысли одна другой страшнее толпятся в ее голове; сердце бьется всё сильнее и сильнее; дыхание с усилием вырывается из ее полуоткрытого рта; но бег ее такой же быстрый, как и вначале; никакое препятствие не останавливает ее. Она огибает последний угол. Мраморный дворец стоит невредимо, как прежде; землетрясение не пошатнуло его.
Сердце несчастной матери радостно сжалось и потом забилось так, как будто оно хотело выпрыгнуть.
– Боже мой, дай мне найти мое дитя, а там делай со мной что хочешь.
Среди обрушившихся домов, в печах и каминах которых горел огонь, вспыхнул пожар и с каждым мгновением распространялся всё далее и далее. Соседние с дворцом остатки домов пылают; пламя уже коснулось дворца; крыша дымится, переплеты окон загорелись. Ветер свищет, ревет и распространяет пожар; чего еще не разрушило землетрясение, то погибло от пламени.
Маркиза не видит пожара, не видит, что огонь уже охватывает ее дворец; она вбегает в отворенную дверь, вверх по мраморным ступеням лестницы; безостановочно пробегает отворенные комнаты, в которых валяются дорогие вещи; она топчет их, не видит и всей душой стремится туда, где лежит ее счастье, ее сын.
В одной детской дверь не отворилась; мать с замирающим сердцем отворяет ее, и перед ней колыбель посреди комнаты, как стояла, и от колебания земли только сильно качается. Мать бросается к ней и видит: сын ее спит, укачиваемый землетрясением. Мать вскрикнула от радости; малютка проснулся, улыбнулся сквозь сон и протянул ей руки. Она схватила его и прижала к замирающему сердцу; на мгновение подняла глаза с благодарностью к небу, прошептала молитву – и спешит вон из этого страшного, прежде милого дома.