Неотрадна была жизнь ее и по прибытии на место назначения. Получая ничтожное содержание, достаточное только для скудного дневного пропитания, каких-нибудь копеек десять в сутки, отец ее не мог нанять прислуги, и молоденькая дочь должна была нести все заботы по хозяйству: стирать белье, готовить кушанье, ухаживать за огородом и прочее; мать ее, убитая горем и уже немолодая, не могла заменить ее. Но Параша с христианской покорностью переносила тяжесть своего положения; она уже сведалась с нуждой и горем и, конечно, навсегда готова была покориться своей участи; она мало тревожилась даже за свою ужасную будущность, которая готовилась ей по смерти отца, если бы несчастная осталась навсегда в Сибири. Преданная дочь жила только для своих родителей; единственным желанием ее было облегчить их тяжелую долю. Но при всех ласках, при всех нежных заботах дочери несчастный отец не мог свыкнуться со своим положением. Как ни старался он скрывать от дочери свое мрачное расположение, проницательная девушка не могла не заметить этого; она хорошо понимала, что для отца тяжело переносить унижение ссылки. Не знаю, догадывалась ли она о другой причине его душевных тревог, но мы можем легко угадать ее: едва ли больше грустил он о том, что не мог обеспечить положения своей единственной дочери и не мог дать ей должного образования. Как бы то ни было, Параша замечала его страдания, и в душу ее запало смелое, благородное намерение – возвратить свободу и прежние права своим родителям. В продолжение трех лет она таила свой замысел, наконец открылась отцу и просила отпустить ее в Петербург для ходатайства о милости и прощении у ног великодушного монарха. Долго не соглашался отец на эту просьбу дочери: заботы дочери, ее ласки, даже одно ее присутствие составляли его единственную отраду. Наконец, вынужденный ее неотступными просьбами, он согласился, предугадывая в этом волю Божию.
Нужно ли говорить о том, как тяжело было расстаться несчастным родителям со своей дочерью, которую они отпускали почти на явную погибель? День ото дня отлагали они отправку, желая продлить дорогие минуты, быть может, последнего свидания; наконец решились расстаться, напутствовали дочь своим благословением и образом Божией Матери и отдали ей последний рубль, который был у них; проводили Парашу из дому, долго шли с ней по дороге и наконец разошлись после горьких слёз с той и другой стороны. Наша путница осталась теперь одна, беззащитная, бесприютная. Нетрудно представить, чтó должна была она перечувствовать в эти минуты. Перед ней лежало ужасное пространство, которое ей нужно было измерить своими шагами, – чье сердце не содрогнется при одной мысли об этом? Между тем наша путница не поколебалась и с теплой верой в сердце пустилась в дальний путь, повторяя утешительные слова: «Жив Бог – жива душа моя!»
Печально и уныло тянулась дорога, пробираясь через пустынные равнины или глухие, непроходимые леса, которыми богата Сибирь. Естественно, что молодая девица, при всей своей вере в помощь Божию, не могла быть спокойна, оставшись одна посреди этих пустынных мест: каждый шелест листа, каждый шорох должны были приводить ее в трепет; страх этот увеличивался еще оттого, что неопытная странница совершенно не знала дороги и шла наугад; нередко случалось и то, что она, отправляясь с ночлега, забывала направление дороги и шла назад до тех пор, пока не встречала какой-нибудь уже знакомый ей предмет. Если ко всему этому прибавим, что несчастная должна была идти часто под дождем, в непогоду, то легко представим те страдания, которые она должна была испытывать. Но это еще не всё: скоро наступила зима, самая ужасная зима, которая бывает только в Сибири. В тех местах, где она шла, морозы бывают необыкновенно сильные, о которых мы не имеем и понятия. Недостаток жилищ заставляет иногда путешественников останавливаться на снежной равнине и при свирепой, ослепляющей глаза вьюге оставаться таким образом довольно долгое время. Со всем тем Лупулова добралась кое-как до Екатеринбурга, что составляет около шестисот верст. Не ясно ли, что Господь чудесным образом сохранял добрую дочь и что Ангел Хранитель неотступно находился при ней? Конечно, она обязана была в этом отношении и своему нежному, кроткому нраву, невольно располагавшему к ней самые грубые сердца, и своему тяжелому положению, возбуждавшему участие каждого; но при всём этом только силой веры в Божественное провидение, только силой воли и любви к своим несчастным родителям могла перенести семнадцатилетняя девица то, чтó вынесла Лупулова.
В Екатеринбурге она остановилась отдохнуть, чтобы подкрепить свои изнуренные усталостью силы, и пробыла несколько месяцев у одной благотворительной особы. Но и время отдыха было употреблено ею с пользой – она начала здесь учиться грамоте, которой раньше не знала.