— Либо вы умрете, — пожав плечами, ответил Лют. — Умрете, ребятки, хоть, видят боги, вы мне нравитесь, особливо вон тот здоровяк со шрамом, что скалит мне зубы за твоей спиной. И тот, молчун. Не из степняков, нет? А мне всегда хотелось посмотреть, какие они. Из нашего ль теста слеплены, а? Че скажешь, молчун? Не хошь говорить, да? Ну ладно. А мы могли б… э-э-э… как там? Стакнуться, что ль?
— Освободите сестру, — потребовал Горыня.
Лют покосился на него и хитро усмехнулся.
— Этого, — протянул он, — не могем. Не могем, братишка, не могем. Никак. Уж больно-то Военег-батька осерчал на ее.
— За что?
Лют снова взглянул на Горыню.
— Да за шо? Знамо дело, за шо. За коварно умерщвленного братца яво, вот за шо. За шо ж еще-то?
— И что, вы хотите сказать, что она…
— Подговорила любовничка сваво убить Бориса, точно, — спокойно закончил за него Лют. — Это ж ясно. Сам-то Мечеслав разве мог? Да он, как мои други балакают, и двух слов связать не могет. Хе-хе. Подговорила девка его, и баста. Девка-то мудра, шо сам Военег. Дескать, пусти Борьке-то кровь. Дескать, Военег-то только того и ждет. Он-де тебе только спасибо скажет. Во-во.
— Бред.
— Подбирай слова, добр молодец. Зелен еще, чтоб старику-то грубить. Во-во. А, братцы?
Гриди Люта заулыбались, самодовольно закивали головами, с толикой презрения поглядывая на побледневшего венежского княжича.
— Зелен? — начал он, но тут его оборвал Злоба.
— Княже, — пробасил он, — отойдем, поговорим?
— Ну чего тебе? — набросился на него Горыня, после того как десятник довольно грубо отвел его в сторону.
— Не кипятись, — сказал Злоба. — Грубостью ты ничего не выгадаешь. Проиграна схватка эта. Ничего уж не попишешь. Хитростью надо. Мечеслав главу свою по глупости аль еще почему на плаху уже положил. Казнит его Военег, да и верно это — разве можно простить убийцу брата? По безумству он иль как, но бугунам этого не объяснишь. Видал, как глаза их горят? Так что плюнем на него, бедолагу, и будем выручать Искорку. Но, княже, хитростью. Давай к самому, что с этим холопом разговаривать.
— Так в том и дело, что он меня не пускает, этот холоп. Военег — князь, видите ли, никого не желает слушать!
— Я могу поговорить с Буяной, — неожиданно предложил Черный Зуб. — Она вхожа к Добронеге, а Искра с Добронегой, насколько я знаю, дружила.
— Что на баб надеяться?! — взорвался Горыня. — Вы тут умничаете, а сестра, может быть, висит где-нибудь в той же башне, на цепях, а эти грязные ублюдки лапают ее, а то чего и похуже! Пусти меня, Злоба, я решаю, как быть.
— Нет-нет! — Злоба схватил княжича за руку. — Видишь, как смотрят они? Эти ребята шутить не любят. Попали мы в переделку, это уж точно. И надобно бы нам выбираться из нее по уму, а не по горячке. Да и ты, княже, ты маленько поддал, и не вовремя. Зная тебя, скажу, как на духу: накличешь беду ты на свою голову. Не дури! Не можем же мы и тебя выручать.
— Отойди, говорю, — прорычал Горыня. Черный Зуб, внимательно посмотрев на княжича, положил руку на плечо Злобе.
— Пусть идет.
— Но… — растерянно проговорил великан.
— Он выбрал свою судьбу.
И Горыня, оттолкнув гиганта, решительно направился к Люту.
— Эй, эй! — закричал старый кун, завидев приближающего к нему княжича. — Ты чего это? Ну-ка не дури! Ох, ребятки, приготовьтесь-ка. А то…
Горыня вынул меч. Вслед ему полетел перепуганный возглас Злобы:
— Эй! Да ты что, княже?! Оставь…
Преградивший путь Горыне рыжий парень в обшитом металлическими пластинами кафтане хотел было что-то произнести, для чего уже разинул рот, но выдал лишь сдавленный хрип. Горыня вонзил ему в живот меч по самую рукоять. Оттолкнул его, и тот упал, громко ударившись рыжей башкой о брусчатку. Лют, явно испуганный, поднялся и попятился к закрытым дверям. Гриди, никак не ожидавшие такого поворота событий, растерялись и ошалело воззрились на метнувшегося с мечом наперевес к старому куну венежанина. Злоба с криком «не надо!» дернулся вперед, но, почувствовав укол копья в бок, остановился. С двух сторон его, а также Зуба, окружили разбойники. Тем временем Горыня уже занес меч, намереваясь разрубить им Кровопийцу, но в этот момент ему в бедро воткнулась стрела, потом вторая — в плечо. Горыня вскрикнул, выронил меч, и мигом пришедший в себя Лют пнул княжича в живот, проворно забежал ему за спину и приставил к горлу кинжал.
— Ну что, собачий сын, — прошипел Лют ему прямо в ухо. — Думал справиться с нами? Думал прирезать старика, а потом и Военега? А вы что стоите, придурки?! Не по вашей ли вине я чуть было не угодил в преисподнюю? В клетку их, паршивцев, в клетку всех! Ну же!
Несколько человек разом подскочили к Горыне и, отвесив пару тумаков, связали ему за спиной руки.
— И этих не забудьте. — Лют, деловито прохаживаясь взад-вперед вдоль дверей, указал на венежских десятников. — Сегодня все умрут, и девка их умрет, но прежде-то отдам ее на забаву хольдам. Ох, отдам, не будь я Лют Кровопийца. Вяжите, вяжите, что стоите?
Но Злобу и Черного Зуба обступили люди другого куна. И впереди них стоял Семен с луком в руке.