Искра (СИ)

Рэни успел только сдавленно охнуть, как его губы накрыл жадный до ласк рот Эдмира. Воздух удалось глотнуть лишь однажды, когда муж на миг оторвался от него, чтобы нетерпеливо сорвать мешавшую рубашку, наплевав на разлетевшиеся по комнате жемчужные пуговицы. Его ладони метались по юноше, как будто не могли выбрать, где им лучше… КАК им лучше сжать податливое тело Искры. А губы, не отрываясь, пили до донышка его дыхание, до глухого бессильного мычания!.. выцеловывая линию шеи, терзая напряженные соски. Свежий запах Рэни, смешанный с нотками общей страсти, сводил их обоих с ума. Юноша пытался оттолкнуть мощный торс мужа, еще желая о чем-то поговорить… что-то выяснить… И не замечал, что при этом САМ всё крепче и крепче вжимается в него, сдаваясь бешеному напору истосковавшегося по нему Верховного короля. И снова поцелуй на грани беспамятства… оголодавший, глубокий! И все исчезло… растворилось… то, что так напрягало, мешало им жить… ревность, тревоги, сомнения. И лишь одно осталось в голове у старшего — не порвать, не навредить!

И руки… такие жаркие, сильные, нежные… такие родные!.. что скользили по всему телу, перемежаясь с губами и языком.

И когда это мы оказались полураздетыми на ковре?.. Ты сжался, мой драгоценный?.. Ты боишься впустить меня?..

Но опасения Эдмира не сбылись, младший с такой готовностью принял его, с таким жаром опрокинул на себя тяжелое тело старшего короля… скрестив у него за спиной ноги!.. что в голове осталось лишь одно — отдать всего себя, чтобы их более ничто не разделяло!

Сдерживаться становилось все труднее и труднее: собственное тело рвало напрочь любой самоконтроль. И Эдмир со стоном оторвался от исцелованных губ почти обезумевшего от близости мужа. Юноша бился под ним так яростно, так самозабвенно… пытаясь насадиться все глубже и плотней… что мужчина просто боялся опозориться! Но уже в следующий миг стало не до каких-то страхов — это когда его член до конца вошел в узкое тело Искры. Так клинок входит в тугие и столь привычные ему ножны. И Рэни застонал протяжно… низко… выгибаясь в спине и вжимаясь округлыми пятками в напряженные ягодицы Эда. Словно окончательно впечатывая мужа в себя!

На какой-то миг они оба замерли, тяжело дыша, залитые потом и глядя друг на друга безумно расширившимися зрачками…

— …красивый!.. — шепнул, переполненный чувствами Эдмир. — Любимый!.. Мой… единственный!..

— Люблю тебя… — ответил вдруг Рэни, на миг очнувшись от дурмана страсти. Выговорить эти слова оказалось неимоверно трудно: язык заплетался, мысли путались, а тело требовало своего. Но он все-таки произнес:

— ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!

…И круг замкнулся.

Ключ и Врата стали, наконец, единым целым.

Хранитель мира обрел своего истинного Защитника.

И магия, более не сдерживаемая никакими границами, хлынула в мир сквозь тело своего носителя-Искры. Она растекалась стремительным, неудержимым потоком врывалась в почти умерший мир, обновляя и оживая его… заставляя всех магов и даже не магов ощутить… нет, даже не реку!.. океан!.. цунами!.. тайфун!..

…Сорвавшиеся с купола Тронного зала снежные фениксы… наконец-то!.. заняли изначально полагавшиеся им места стражей — на спинке трона Императора. Отныне и навсегда эдэльримы облеклись изменчивой плотью, чтобы хранить и защищать Искру, ради которой и были созданы в незапамятные времена…

…А в другом конце огромного дворца ошеломленно замер Итарон. Верховный маг, всегда гордящийся тем, что его запас силы весьма велик, впервые понял, каким слепым и глухим калекой существовал до сих пор. Окунувшись в буйствовавший незримый поток магии, старик все пил и не мог напиться… словно наполнял бездонный колодец, на дне которого вдруг забил быстрый родник.

И, глядя на исчезающие прямо на глазах старческие морщины и пигментные пятна на руках, лорд Ламител вдруг заплакал. Брат… Соро… ну, почему ты не смог дожить до этого дня?! Теперь бы я сумел тебя вылечить…

…Лиловое пламя алтаря в единственном чудом уцелевшем изначальном храме Отца-Небо внезапно, до криков ужаса напугав рядовых жрецов, взметнулось вверх и соткалось в древний символ императорской власти.

Император вернулся!

Стены храма мелко дрожали, перепуганные жрецы боялись оторвать головы от холодных мраморных плит, не зная — то ли лежать, то ли молиться, то ли бежать прочь, ожидая, что вот-вот с запредельно высоких сводов посыплются каменные обломки. Гул стоял по всему храму — высокие арки-стены словно встряхивались, исчезала паутина трещин, наложенная временем, новыми красками вспыхивали великолепные витражи…

И только Безымянный молча стоял посреди всего этого безумия, не делая попыток куда-то бежать и не выказывая страха. Верховный жрец был один из многих, кто понимал, ЧТО происходит. Что всего лишь вернулся тот, кто самими богами был изначально поставлен хранить этот мир и тварей, в нем живущих.

Узкие, длинные языки алтарного пламени словно в танце скользили по огромному храму, касаясь каждого из жрецов. Кто-то из людей вскрикивал от боли, кто-то молча садился на полу, а кто-то вдруг начинал радостно улыбаться, получив знак служителя Неба.