Искра жизни

Он обошел воронку посреди мостовой. Все витрины модного салона были разбиты вдребезги. Повсюду льдинками валялись осколки. Они хрустели под ногами. Нойбауэр подошел к секции «Модные новинки для немецкой женщины». Покосившаяся вывеска держалась на одном гвозде. Он пригнул голову и вошел. Пахло пожаром, но огня не было. Повсюду на полу валялись куклы-манекены. Казалось, они стали жертвами целой орды дикарей. Одни лежали на спине, юбки задраны, ноги раскинуты; другие, с вывернутыми руками, уткнулись лицом в пол, выставив напоказ свои восковые попки. Одна вообще была нагишом, если не считать перчаток, другая стояла в углу с отломанной ногой, но в шляпке и даже с вуалью. И все, независимо от позы и положения, улыбались, что придавало им чудовищно непристойный вид.

«Хана, — думал Нойбауэр. — Полная хана». Он проиграл. Что теперь скажет Сельма? Нет справедливости на свете. Он вышел на улицу и поплелся по обломкам и осколкам вокруг дома. Свернув за угол, он на той стороне увидел какого-то человека, который, едва завидев его, вздрогнул и побежал.

— Стой! — гаркнул Нойбауэр. — Стой, стрелять буду!

Человек остановился. С виду это был какой-то жалкий замухрышка.

— Подойди сюда!

Человек опасливо приблизился. Нойбауэр узнал его, лишь когда тот подошел почти вплотную. Это был прежний владелец доходного дома.

— Бланк? — удивился он. — Это вы?

— Так точно, господин оберштурмбанфюрер.

— Что вы тут делаете?

— Простите, господин оберштурмбанфюрер. Я… я…

— Да говорите вы толком, чудак-человек. Что вы тут делаете?

Увидев, как действует на Бланка его мундир, Нойбауэр быстро обрел привычную уверенность и сознание собственной значительности.

— Я… я… — заикался Бланк. — Я только разок взглянуть, чтобы… чтобы…

— Что «чтобы-чтобы»?

Бланк беспомощно указал на груды развалин.

— Чтобы полюбоваться вот на это, порадоваться, да?

Бланк чуть не отскочил.

— Нет, нет, господин оберштурмбанфюрер! Что вы, нет. Просто… жалко, — прошептал он. — Жалко.

— Конечно, жалко. Теперь вы можете смеяться.

— Я не смеюсь! Я не смеюсь, господин оберштурмбанфюрер.

Нойбауэр смотрел на него пристально. Бланк стоял перед ним напуганный, плотно прижав руки к туловищу.

— Вы-то по сравнению со мной легко отделались, — немного погодя с горечью сказал Нойбауэр. — Вам ведь хорошо заплатили. Разве нет?

— Так точно, очень хорошо, господин оберштурмбанфюрер.

— Вы получили деньги, причем наличными. Мне-то вон досталась груда развалин.

— Так точно, господин оберштурмбанфюрер! Я сожалею, чрезвычайно сожалею… Это ужасное событие…

Нойбауэр глядел прямо перед собой. Он действительно был искренне убежден, что Бланк и вправду провернул блестящую сделку. На какую-то секунду у него даже мелькнула мысль, не продать ли Бланку эту груду развалин обратно — хотя бы за ту же цену. Однако это было против партийных принципов. А кроме того, даже строительный мусор и щебень с этих развалин — и тот стоит дороже, чем он в свое время заплатил Бланку. Не говоря уж о земле! Пять тысяч он заплатил. Одной арендной платы за год набегало пятнадцать тысяч! Пятнадцать тысяч! Все прахом!

— Что это с вами? Что это вы все руками дергаете?

— Ничего, господин оберштурмбанфюрер. Это я упал, давно, много лет назад…

Бланка бросило в пот. Крупные капли катились по его лбу, набегая на глаза. Правым глазом он моргал чаще, чем левым. Левому, стеклянному глазу пот мешал не так сильно. Он боялся, что Нойбауэр истолкует его дрожь как издевку. С Бланком и не такое уже бывало. Но Нойбауэр в эту минуту ни о чем таком не думал и даже не вспомнил, что тогда, незадолго до купли-продажи, Вебер Бланка в лагере допрашивал. Он просто смотрел на груду развалин.

— Вы поступили умнее, чем я, — сказал он. — Может, в то время вам так и не казалось. Но сейчас вы бы все потеряли. А так у вас есть вполне приличные деньги.

Бланк в страхе даже не решался отереть пот.

— Так точно, господин оберштурмбанфюрер, — бормотал он.

Внезапно Нойбауэр глянул на него испытующе. Его пронзила одна мысль. Мысль эта в последние недели навещала его все чаще. Первый раз она его ошарашила, когда горело здание «Меллернской газеты», он ее отгонял, но она возвращалась снова и снова, как назойливая муха. Возможно ли, что такие, как вот Бланк, снова придут к власти? Судя по виду жалкого субъекта, что стоял сейчас перед ним, этого никак не скажешь, — руина, а не человек. Но и груды развалин вокруг — тоже ведь не что иное, как руины. Глядя на них, как-то трудно думать о победах. Особенно когда это руины твоего собственного дома. А тут еще Сельма с ее карканьем! Да и в газетах новости ничуть не лучше! Русские уже под Берлином, как ни крути, но это факт. Рур окружен, это тоже факт.

— Послушайте, Бланк, — произнес он как можно дружелюбней. — Я ведь очень прилично с вами обошелся, разве нет?

— Более чем! Более чем!

— Вы должны это признать, не так ли?

— Всенепременно, господин оберштурмбанфюрер. Всенепременно.

— Человечно…

— Очень человечно, господин оберштурмбанфюрер. Премного вам благодарен.