Искра жизни

Сам он, держа под мышкой легкий пулемет, выстрелил. Едва появившаяся в дверях фигура повалилась внутрь барака. «Бухер, — подумал Пятьсот девятый. — Агасфер. Они спали у самой двери». Эсэсовец подбежал к двери, оттащил в сторону замертво упавших узников, тела которых все еще лежали перед входом, захлопнул дверь и отскочил назад.

— Теперь можно начинать! Охота на зайцев!

Снопы огня уже рвались вверх. Сквозь рев эсэсовцев прорвались крики узников. Распахнулась дверь следующей секции. Люди кувырком выкатились из барака. Вместо ртов у них были черные дырки. Прогрохотали выстрелы. Никому не было суждено вырваться. Они застыли перед входом, как пауки в своей паутине.

Пятьсот девятый неподвижно лежал в своей ложбинке, но теперь осторожно выпрямился. На фоне огня он отчетливо видел силуэты эсэсовцев. Вебер стоял, широко расставив ноги. «Только не торопиться, — размышлял Пятьсот девятый в то время, как внутри все у него дрожало. — Постепенно, одного за другим». Он достал из-под рубашки револьвер. Потом в краткий миг затишья между ревом эсэсовцев и шуршанием огня до его слуха долетел нарастающий крик узников. Это был пронзительный, нечеловеческий крик. Не задумываясь, Пятьсот девятый прицелился Веберу в спину и с силой нажал курок.

Среди других выстрелов Пятьсот девятый не услышал свой. И Вебер не упал. Вдруг до него дошло, что он не почувствовал отдачи оружия в своей руке. Ему показалось, будто кто-то ударил его молотком в самое сердце. Револьвер не сработал.

Пятьсот девятый не почувствовал, что прокусил себе губы. Бессознательное состояние обрушилось на него, как ночь, он кусал и кусал губы, только чтобы не раствориться в черном тумане. Револьвер, видимо, отсырел, стал негодным. Слезы, ярость, последнее прикосновение… И потом вдруг избавление, быстрое, едва заметное движение ладони по гладкой поверхности, маленький рычажок, который поддался, — револьвер не был снят с предохранителя.

Ему повезло. Никто из эсэсовцев не обернулся. Они не ожидали никаких сюрпризов. Они стояли, орали и палили по дверям. Пятьсот девятый поднес оружие к глазам. В мигающем свете он увидел, что теперь револьвер снят с предохранителя. У него все еще дрожали руки. Он прислонился к груде трупов и для большей надежности облокотился. Прицелился обеими руками. Вебер стоял примерно в десяти шагах, прямо перед ним. Пятьсот девятый несколько раз медленно перевел дух. Потом он затаил дыхание, насколько хватило сил, сжал руки и медленно спустил курок.

Его выстрел смешался с другими. Но Пятьсот девятый резко ощутил отдачу. Он выстрелил еще раз. Вебер, спотыкаясь, шагнул вперед, слегка огляделся, словно в страшном удивлении, и, как подкошенный, повалился на землю. Пятьсот девятый продолжал стрелять. Он прицелился еще в одного эсэсовца, у которого под мышкой был легкий пулемет. Он все нажимал на курок, хотя уже давно кончились патроны. Но эсэсовец все не падал. Пятьсот девятый постоял еще секунду, с трудом сжимая револьвер в руке. Он был готов к тому, что его немедленно пристрелят. Но в этой беспорядочной пальбе его даже не заметили. Обессилевший, он опустился, на землю сзади трупов.

В этот момент на Вебера обратил внимание один из эсэсовцев.

— Эй! — воскликнул он. — Штурмфюрер!

Вебер стоял сзади них сбоку, поэтому они не сразу заметили, что произошло.

— Он ранен!

— Кто это сделал? Кто-нибудь из вас?

— Штурмфюрер!

Они не допускали, что в него мог кто-нибудь попасть, кроме как по ошибке.

— Черт возьми! Какой идиот…

Прогремели новые выстрелы. Но они доносились уже со стороны трудового лагеря. Видны были вспышки.

— Это американцы! — закричал один эсэсовец. — Быстрей! Надо уносить ноги!

Штейнбреннер выстрелил в направлении сортира.

— Уносим отсюда ноги! Резко вправо! Через плац для перекличек! — крикнул кто-то. — Живее! Пока они нас здесь не отрезали!

— А как же штурмфюрер?

— Нам его не утащить!

Вспышки со стороны сортира усилились.

— Быстрей! Быстрей!

Эсэсовцы на бегу продолжали палить по горящему бараку. Пятьсот девятый встал и, покачиваясь, направился к бараку. Один раз он упал. Потом распахнул дверь.

— Выходи! Выходите! Они ушли!

— Они еще стреляют!

— Это наши! Выходите! Выходите!

Он доковылял до следующей двери и стал тащить людей за руки и ноги.

— Выходите! Выходите! Их тут больше нет!

Перелезая через лежащих, узники ломились в дверь. Пятьсот девятый торопился. Дверь в секцию «А» ужо горела. Так что он не мог войти. Тогда он стал кричать что было сил. Донеслись выстрелы, шум. На плечо ему с крыши свалился кусок горящего бревна. Пятьсот девятый упал, снова вскочил, почувствовал пронзительную боль и пришел в себя, когда уже сидел на земле. Он хотел подняться, но не смог. Издали услышал крики и увидел словно на большом удалении людей; их вдруг стало много. Это были не эсэсовцы, а заключенные, которые несли на себе людей; они споткнулись о него, и тогда он отполз в сторону. Пятьсот девятый ничего больше не мог. Вдруг он почувствовал смертельную усталость. Он не хотел никому мешать. Во второго эсэсовца он не попал. Да и в Вебера не так, как надо. Все казалось впустую. Он спасовал.