Каждый получил по полкусочка хлеба и по одной морковке.
— Ешьте медленно. Жуйте как можно дольше. — Бергер дал им сначала морковь, а потом, через несколько минут, — хлеб.
— Жрем втихомолку, как воры… — пробормотал Розен.
— Тебя никто не заставляет, — лаконично ответил Левинский. — Болтун!
Левинский был прав. Розен знал это. Он хотел было объяснить, что это пришло ему в голову случайно, просто потому, что они сегодня, в эту странную ночь, заговорили о будущем, чтобы хоть как-то отвлечься, не думать о голоде, и что эта мысль как раз тоже связана с будущим. Но потом передумал. Это было слишком сложно. Да и ни к чему.
— Народ валится с ног, — сообщил Левинский хриплым голосом, все еще тяжело дыша. — Зеленые тоже. Хотят нам помогать. Пусть. Капо, старосты блоков и секций. Позже разберемся, кто есть кто. Еще два эсэсовца. И даже врач из лазарета.
— Эта скотина, — сказал Бухер.
— Мы знаем, кто он такой. Но он нам пока нужен. Мы получаем через него информацию. Сегодня вечером поступил приказ подготовить для отправки партию заключенных.
— Что? — в один голос воскликнули Бергер и 509-й.
— Этап. Отправить две тысячи человек.
— Они что, хотят очистить лагерь?
— Они хотят две тысячи человек. Пока.
— Этап… Этого мы и опасались, — сказал Бергер.
— Успокойся. Рыжий писарь будет начеку. Если что — вы не попадете в список. Сейчас у нас везде есть свои люди. К тому же говорят, Нойбауер еще думает. Он еще не отдал приказ начать подготовку.
— Им не нужен никакой список, — заявил Розен. — Они начнут хватать кого попало, как это было с нами. А список составят потом.
— Не волнуйтесь раньше времени. Все может измениться каждую минуту.
— Он говорит «не волнуйтесь»!.. — Розена трясло.
— В крайнем случае мы вас пристроим в лазарет. Врач уже на все смотрит сквозь пальцы. У нас там уже спрятано несколько человек, которым грозит опасность.
— А они не говорили, что с этой партией отправят и женщин? — спросил Бухер.
— Нет, не говорили. Они и не будут трогать женщин. Их здесь слишком мало.
Левинский поднялся.
— Пошли со мной, — сказал он Бергеру. — Я за тобой и приходил. Нужно тебя забрать отсюда.
— Куда?
— В лазарет. Спрячем тебя на пару дней. Есть там одна подходящая комната, рядом с тифозным отделением. Ни один эсэсовец не сунет туда нос. Все продумано.
— А почему? — спросил 509-й.
— Рабочая команда крематория. Они собираются разделаться с ними завтра. Это все слухи. Считают ли они Бергера одним из них или нет, никто не знает. Думаю, что да. — Он повернулся к Бергеру. — Ты там внизу слишком много видел. Пошли на всякий случай со мной. Переоденься. Сними одежду с какого-нибудь мертвого. А ему оставь свое барахло.
— Иди, Эфраим, — сказал 509-й.
— А староста блока? Вы сможете с ним договориться?
— Сможем, — вдруг неожиданно для всех ответил Агасфер. — Он будет держать язык за зубами. Мы с ним договоримся.
— Хорошо. Рыжий писарь уже в курсе дела. Драйер в крематории трясется за свою собственную шкуру. Он не станет тебя искать среди трупов. — Левинский с шумом втянул носом воздух. — Тем более, что их уже слишком много. Всю дорогу спотыкаешься о них, пока идешь сюда. Пока их всех сожгут, пройдет дней пять. А там уже будет новых хоть отбавляй. Сейчас везде такая неразбериха, что никто уже ничего не знает. Главное — чтобы тебя было не найти, если что. — По лицу его скользнула ухмылка. — В такие времена это самое главное. Подальше от греха!
— Давайте, — поторопил 509-й. — Ищите труп без татуировки.
Света почти не было. Малиновая, зловеще подрагивающая полоска над западным горизонтом не помогала. Чтобы разглядеть, есть на руке мертвеца наколка с номером или нет, приходилось ползать на коленях и изо всех сил напрягать зрение. Наконец, они нашли подходящий труп примерно одного роста с Бергером и стащили с него одежду.
— Давай, Эфраим!
Они сидели с той стороны барака, которую часовые не могли видеть со своих вышек.
— Переоденься лучше здесь, — шепнул Левинский. — Чем меньше народу будет знать твой настоящий номер, тем лучше. Давай сюда свою куртку и штаны!
Бергер разделся. Он стоял на фоне неба, как некий призрачный арлекин. Во время неожиданной выдачи белья ему достались женские панталоны, которые ему были по самые икры, и сорочка с глубоким вырезом без рукавов.
— Скажете завтра на поверке, что он умер.
— Ладно. Блокфюрер его не знает. А со старостой блока мы как-нибудь разберемся.
— Вы, я смотрю, разошлись не на шутку. — Левинский слегка усмехнулся. — Пошли, Бергер.
— Значит, все-таки этап! — Розен не мигая смотрел Бергеру вслед. — Зульцбахер был прав. Не надо было говорить о будущем. Это приносит несчастье.
— Ерунда! Нам только что дали поесть, это раз. Бергер спасен, это два. И неизвестно еще, отдаст ли Нойбауер приказ. Что тебе еще надо? Заладил — «несчастье, несчастье»! Ты что, хочешь, чтобы тебе дали гарантию на год?
— Бергер вернется? — спросил кто-то за спиной у 509-го.
— Он спасен, — с горечью произнес Розен. — Он не попадет в эту партию.
— Заткнись! — оборвал его 509-й и обернулся. За спиной у него стоял Карел. — Конечно, вернется, Карел. Ты почему не в бараке?
Карел поднял плечи.