Искры

После этого события Каро стал кумиром своих товарищей. Почти все стали преклоняться перед ним, признали его авторитет.

— Вот видите, — говорил нам Каро, — «пока собаку не побьешь, она не подружится с тобой…»

Зачинщиком всех этих проделок отец Тодик считал Каро. И он давно бы выгнал его из школы, если б не бабушка Каро, которая как выше было сказано, славилась как искусная знахарка и пользовалась большим почетом как среди армян, так и среди мусульман. Из уважения к ней учитель многое прощал Каро. Кроме того, старуха Зумруд, своим искусством часто приходила на помощь попадье, причем с нее за это ничего не брала.

Каро сам ушел из школы при следующих обстоятельствах. В школе был надзиратель, которого звали Халфа-Татос. Этому Голиафу было тридцать лет, т. е. он на 15 лет был старше Каро. Но он был страшный трус. Боялся скорпионов, насекомых, даже мух он боялся. Единственно кого не боялся Халфа-Татос — это были ученики. С малых лет этот богатырь служил попу, в чаянии получить от него частицу его мудрости и удостоиться поповской рясы и звания учителя. Но ему лишь один раз в жизни удалось спеть в церкви, и этот славный случай он вспоминал всегда с величайшей гордостью.

Ученики прозвали его «школьным псом», так как он каждый раз, после обеда, собирал остатки от обеда учеников. Собирал он страшно много, но и эти обильные остатки не могли насытить Халфу, который обжорством своим смело мог бы состязаться с легендарным Шарой из Ширака. Кроме того, он часто брал с учеников взятки в виде «лаваша» с тем, чтобы не бить их и несправедливо не наказывать. Но школьным псом называли его также и потому, что он всех облаивал, всех задевал, никому не давал покоя. Каро страшно его ненавидел. Не проходило дня, чтоб он не устроил Халфе какого-нибудь скандала. Бывало, в час отдыха, когда Халфа важно ходил взад и вперед наблюдая за учениками, Каро незаметно подбегал к нему и сзади привешивал ему лисий хвост. Тот, ничего не замечая, важно расхаживал, грозил ученикам, а ученики покатывались со смеху.

Однажды после обеда учитель ушел спать и нас по обыкновению заперли в классе, приказав не двигаться с места, не шуметь и не нарушать покоя учителя. Мы все были неподвижны, как статуи. Халфа с длинным прутиком расхаживал по классу с такой важностью и сознанием своего достоинства, точно он расхаживает по залам султанского дворца. В классе царила мертвая тишина. Вдруг Каро толкнул меня в бок и шепнул:

— Гляди Фархат, если отрезать уши этого осла, то из них можно будет сшить пару хороших лаптей.

Халфа-Татос, конечно, не слышал слов Каро. Но эта шутка так рассмешила меня, что я не удержался и громко засмеялся. Все обернулись в мою сторону.

— На колени! — крикнул Халфа, указывая мне на угол. Я хотел было исполнить его приказание, но тут вмешался Каро и остановил меня, громко заявив.

— Ты не будешь стоять Фархат, — сказал он.

— Почему это? Как он не будет стоять, — в ярости крикнул на него надзиратель,

— А потому, — ответил Каро, — что его рассмешил я, и он тут не виноват.

— Тогда станьте на колени оба! — приказал надзиратель снова, указывая пальцем на угол.

— Ни я, ни он не станем, — взволнованно и дерзко заявил Каро!

Я заметил, как Каро побледнел. Его руки дрожали и глаза наполнились кровью. Это служило признаком его невероятного бешенства. Я не помню, что еще говорил надзиратель, но помню, как Каро накинулся на него точно так, как тигр бросается на слона и схватил его за горло. Надзиратель качнулся и подобно Голиафу свалился на землю… Каро железными пальцами придавил ему горло, и несчастный Халфа уже хрипел… Тут Каро выпустил его шею и, став ногой ему на грудь, сказал:

— Вот тут я стану на колени!..

Всем классом мы еле спасли Халфу из когтей Каро. Но бедный Халфа целых полтора часа лежал в обмороке.

Каро тотчас ушел из школы, и уже больше не вернулся туда…

Глава 10. ОРУЖИЕ

Покинув школу, Каро стал вести бродячую жизнь. Многие считали его помешанным. Часто его бабушка приходила ко мне поздней ночью и с отчаянием говорила:

— Фархат, милый, его опять нет…

И горькие слезы обильным потоком лились из глаз бедной старушки.

Я выходил на поиски и где только не искал его. Иногда я находил его у потока или на высоком страшном утесе, где он обыкновенно сидел, погрузившись в какие-то думы и мечты. В чем было его горе, я не знал. Что его томило и гнало в безлюдье? О чем он думал? Все это было тайной. Но было ясно, что его терзает какая-то внутренняя тревога, и он ищет спасения в одиночестве и безлюдии.

Я его ни о чем не расспрашивал, так как знал, что раз он сам что-либо не говорит и скрывает, то всякие расспросы будут только раздражать его, а ничего он не скажет.

Я спросил Аслана, которого Каро считал умнее меня и с которым часто совещался. Но все сказанное Асланом было так темно и неясно, что требовало новых разъяснений.

— Я и сам не знаю, что за злой дух вселился в него! — сказал Аслан. — Влюбленным он быть не может, так как в этом возрасте любовь не сводит людей с ума.