Искры гаснущих жил

Неохота. Вставать затемно. Бежать. Слушать ворчание старухи, перебирать пучки свежего хрупкого салата, который надобно промыть и тщательно, чтобы ни комочка земляного не осталось. Вода ледяная, и пальцы сведет судорога… а потом еще к рынку нестись. И толкаться, выискивая местечко или отстаивая от других, кому оно тоже надобно… хорошо, если без драки уступят. Орать, срывать голос, расхваливая салат… продавать пучки и надеяться, что товар разойдется раньше, чем увянет…

— Забудь, — парень поднялся и руку протянул, представляясь: — Войтех.

— Таннис.

Руку он пожал осторожно, словно боялся причинить боль. И то, пальцы у Войтеха были сильными, а рука не по возрасту крупной.

— Пойдем лучше в парк, — предложил он. — Заработаешь больше.

Ей и хотелось верить, и не хотелось.

— Чтоб мне сквозь землю провалиться! — поклялся Войтех, ударив себя кулаком в грудь. И слово сдержал, хотя позже Таннис узнала, что сквозь землю он проваливался частенько и большей частью по собственному желанию.

Под землей вообще было очень даже интересно.

— Что вы делали в парке? — Кейрен слушал ее рассказ очень внимательно, так, словно ему и вправду было не все равно. А Таннис говорила… она давно уже ни с кем не разговаривала, чтобы вот так, просто и глядя в глаза.

Глава 15

Его свидетельница была близка.

И недосягаема.

Она вернулась живой и осталась, сидела рядом, по другую сторону жаровни, возилась с древними изгвазданными до полной потери вида одеялами, пытаясь просушить их. А Кейрен всерьез опасался, что одеяла эти вспыхнут.

Забавная.

И серьезная. Смотрит на угли, время от времени ворочает их металлической палкой с крюком на конце, разбивает крупные, вытаскивает на поверхность рубины нижних, вздыхает. И от дыхания ее над углями поднимаются серые былинки пепла. Они пляшут в раскаленном воздухе, чтобы опуститься на алое ложе.

Его свидетельница была задумчива.

Там, наверху, что-то случилось, наверняка, важное и, возможно, страшное, изменившее ее. Она ведь уходила веселой, а вернулась…

— Чем занимались? Потрошили чистюль, — ответила Таннис, закрепляя на кованых крюках очередное одеяло. На темной дерюге расплывались темные же пятна, о происхождении которых Кейрен велел себе не задумываться. Из одеяла сыпался мелкий сор и сгорал, не успев коснуться углей. — Кроме Войтеха нас было пятеро. Если со мной считать.

Восемь лет.

В семь Кейрена выслали в школу и он, привыкший к домашнему уюту, долго не мог приспособиться к новым порядкам. К тому, что вставать приходится на рассвете, и что будет не старая нянька, скрипом дверей, ворчанием, запахом ментоловой мази для суставов — с возрастом у нее суставы начали болеть всегда, а не только на погоду. К тому, что дортуар — не комната, и делить его приходится с дюжиной мальчишек, каждый из которых сильнее Кейрена.

И что в дортуаре топят редко и едва-едва.

Холод царит постоянный, и малые силы уходят всецело на борьбу с ним.

А в классах ничуть не лучше. Форма тонкая, и шерстяная курточка с эмблемой школы ничуть не греет, а чулки из грубой шерсти вызывают зуд.

Кейрену не хватает усидчивости. И внимания. Он ерзает, отвлекается и остается в классе, когда остальные уходят.

Его дразнят неженкой. Он лезет в драку и проигрывает, почти всегда проигрывает, но все равно лезет. И по вечерам, забравшись под тонкое одеяло, дрожит от холода, обиды и понимания, что жаловаться не станет.

Братья ведь тоже учились и ничего…

— Малыш — самый младшенький, на год моложе меня, — подвесив одеяло над углями — конструкция была грубой, но рабочей — Таннис постукивала по ткани палкой, и каждый удар поднимал облако пыли. — Он на заводе при топке работал, катал тележки с углем. Толстяк старше Войтеха. Он сильным был. Прут этот вот согнуть мог.

Таннис протянула прут к клетке, позволяя оценить толщину. И тут же добавила:

— Правда, тупым был… он даже разговаривал с трудом, но Войтеха слушался. Еще Свищ… и Велька. Велька на гармошке играть умел. И с замками управлялся ловко. Его папаша научил, он поначалу Вельку с собою на дело брал, но потом папашу замели и повесили, вот Велька и один остался.

Она рассказывала о какой-то чужой, невозможной жизни, которую Кейрен и представить не мог. Но слушал. Если Кейрен лучше узнает свою свидетельницу, то поймет, чем зацепить ее.

Правда, времени у них осталось не так и много.

— А у мамки его еще трое. Велька уже думал, что сам пойдет, в одиночку, но тут Войтеха встретил. А Войтех уже с парком придумал. Он вообще головастый был.

Кейрена коробило то, с каким восхищением его свидетельница говорит об этом типе, пусть мертвом, но…

— Ты же бывал в Королевском парке, да?

— Да, — подтвердил Кейрен.

У нее глаза такие яркие…

— Ну да, — она дернула плечом и смахнула со щеки серый лепесток пепла. — Ты ж из верхних… чистеньких… тебя, наверное, через ворота пропускали.

— А тебя нет?

— Нас, — поправила Таннис. — Ты сказал. Кто ж нас пустит-то? Если б приметили, сразу б выкинули.

— За что?

— За то, что оборванцы.

— Королевский парк открыт для всех.

Она рассмеялась, и голос ее, отраженный сводами зала, был звонок.