Искры гаснущих жил

Правая все еще плохо работала, и почерк у Кейрена был отвратительны. Впрочем, он был отвратительный и до того случая, но хотя бы оправдание появилось.

— Да что ты понимаешь! Боялся… Войтех ничего не боялся, — она расхаживала по залу, и громкий звук ее шагов рождал эхо. — Он просто знал, что если мы вот так… кого-нибудь, как тебя…

Таннис сжимала и разжимала кулаки.

— То в парке от ищеек не продохнуть будет. И нас повяжут. Или придется залечь и надолго… что с ними стало?

— Не знаю.

— Врешь, — она остановилась у клетки, уперев руки в бока.

Врет.

Кейрен узнавал. Позже, когда получил должность и право заглянуть в архив. В тех бумагах не было ничего секретного, но… он долго не решался поднять их. Чего опасался? Кейрен и сам не знал.

— Дай угадаю, — сказала Таннис. — Их повесили?

— Жалеешь?

Он был не первым ограбленным, и был бы не первым убитым, пусть бы прежде банда Крысолова не выбиралась в парк, предпочитая знакомые лабиринты Нижнего города.

В тот день Кейрену просто-напросто не повезло.

Он очнулся в незнакомой комнате, просторной и белой до рези в глазах. И открыв глаза удивился — Кейрен четко понимал, что должен находиться в парке. А тут… высокий потолок с солнечными пятнами. Окно где-то рядом, от него тянет свежим ветром. Под рукой жесткая ткань простыни.

И тепло.

Голова слегка кружилась, но и только. Кейрен хотел сесть в постели, но не смог. Попробовал дотянуться до шнура, и не сумел руку поднять.

Его тело больше его не слушалось.

От страха Кейрен заскулил. И на зов его, детский, беспомощный, пришла мама, хотя она никак не могла быть в это странной комнате, потому как вместе с папой находилась на южной границе.

— Тише, маленький мой, — мама склонилась над ним, и ее прохладная рука легла на лоб. От мамы пахло молоком, медом и еще больницей. Этот последний запах напугал Кейрена.

А еще мама плакала.

Позже он узнал, что не приходил в сознание неделю. А доктора, которыми наполнился дом на Стальном переулке, советовали оставить зряшнюю надежду.

Переломы. И пробитый череп.

Королевский военный госпиталь и лучший хирург.

Операция длившаяся несколько часов. Кейрен не умер, и это уже хорошо… шансы были невелики. А Кейрен никогда не отличался силой или выносливостью, но выжил.

Ждали.

Надеялись. Верили.

Все вернулись. Мама, отец и братья, они по очереди оставались рядом с Кейреном, даже когда он открыл глаза. И братья больше не смеялись над ним, а Райдо, самый беспокойный из всех, злился, он сдерживал живое железо, но то прорывалось иглами, каплями на щеках, чешуей, которой стремительно обрастали пальцы.

Но впервые злились не на Кейрена.

— Все будет хорошо, — пообещал Райдо, и Кейрен ему не поверил.

Будет ли?

Он не способен пошевелить пальцами, и говорит с трудом. Собственный язык стал тяжелым, неловким, а губы и вовсе будто мертвые. Каждый день Кейрен пытается произнести свое имя, но из горла вырывается то скулеж, то рычание. Но он пробует снова и снова.

Вместе с мамой.

Она почти поселилась в госпитале, а если бы не отец, то и поселилась бы. Мама приносит книги, и нарочито веселым бодрым голосом читает их. И заставляет Кейрена повторять слова.

Слоги.

День за днем. Раз за разом. Мама разминает стопы и ладони, давит, вынуждая шевелить пальцами, ведь хирург, тот самый, который спас Кейрену жизнь, утверждает, что восстановление возможно.

И маму сменяют братья.

Они вновь шутят, но осторожно, боясь задеть его неловким словом. Братья сажают в постели. Поднимают. Сгибают руки и ноги, заставляя тело вспоминать забытые движения.

Когда рана на голове заживает, и сломанные кости срастаются, Кейрена отпускают домой. К экипажу несет отец, и держит на руках. Он садится у окна, и Кейрен, опираясь затылком на отцовское плечо, смотрит на город.

Экипаж едет нарочно медленно и кружным путем.

А в комнате Кейрена его ждет замок. Вот только волшебство поблекло. Каменные стены? Подделка. И башни не способны защитить. А рыцарский доспех — всего-навсего посеребренная латунь.

— Но ты поднялся, — Таннис смотрит с жалостью.

— Спустя полгода я научился сидеть. Еще полгода — и смог ходить. Меня собирались исключить из школы, и отец был согласен. Он не хотел больше рисковать, но… я настоял, что смогу вернуться.

Еще год ушел, чтобы получить разрешение доктора.

И убедить отца.

Мать, которая теперь вздрагивала, стоило Кейрену немного простыть.

Новый класс, в котором Кейрен выделялся ростом. Он был старше своих одноклассников, но учеба давалась с трудом, сказывался удар по голове. И ему вновь мягко посоветовали отступить.

— Но я удержался, — Кейрен не чувствовал гордости, скорее он тогдашний у себя нынешнего вызывал удивление этим нечеловеческим упорством.

— А меня Войтех учил. У него сохранился букварь… и другие книги. А потом еще леди Евгения… — Таннис стащила одеяло и сунула меж прутьев. — Держи. И не смотри ты так, оно чистое.

— И без клопов?

— Без, — без улыбки ответила Таннис. — Твой отец мог бы нанять учителей, чтоб ты не мучился.