Искры гаснущих жил

Пожалуй. Он сам не замечал, что хмурится всегда, даже когда улыбается, то улыбка выходит натужной, словно нарисованной. А вертикальные складки на лбу не разглаживаются, Кэри очень хочется стереть их. И тонкие морщинки, что разбегаются от уголков глаз. А ямочку на подбородке просто потрогать. Смешная она, отпечатком чьего-то тонкого пальца.

Задумчивым?

Он порой запинается в разговоре и замолкает, сам того не замечая. Пальцы железной руки сжимаются и разжимаются, а после замирают безжизненно. Но они живые, Кэри чувствовала тепло их прикосновения…

Раздражительным?

Ничуть. Он внимателен. И в чем-то даже нежен, совсем как Сверр, когда у него случалось настроение на нежность. Только Брокку настроение не нужно.

У него забавная привычка трогать кончик носа.

Светлые волосы слегка вьются и на концах вовсе добела выгорели. Его кожа смугла, а родинки на ней выглядят нарисованными. И Кэри вновь сдерживает желание прикоснуться к ним, проверить, настоящие ли… если и не настоящие, она не огорчится.

И позволяя себе ненадолго забыть о родинках, она опускает взгляд на руки. Замерзли, и под ногтями опять грязь собралась. Не надо было воду трогать, но…

…в усадьбе, куда Кэри выезжала летом, не было фонтана, зато имелся пруд, глубокий и с топкими пологими берегами, на которых прорастала осока. Каждый год садовник засевал берега газонной травой, но прорастала все равно осока, и острые листья ее ранили. Вода пруда была черной, и оттого сам он казался бездонным. Кэри подбиралась к самому краю — у нее ни разу не получилось не вымочить ног — и вглядывалась в воду, пытаясь рассмотреть дно. Когда-то давно в пруду разводили зеркальных карпов, и несколько рыбин, древних, с крупной чешуей, осталось. Они были неторопливы, и порой подплывали к берегу, и тогда Кэри пятилась.

А Сверр рыбин не боялся.

…рассказать о нем?

Почему бы и нет. Быть может, если Кэри поделится памятью, то ей станет легче?

— Мне было пять, когда отец забрал меня из деревни, — кажется, об этом она уже упоминала. — У нас с ним небольшая разница, два года всего, но…

…тогда Сверр казался ей недостижимо взрослым. И упоительно отважным.

В тот вечер Кэри снова пряталась.

Она сидела в кровати, под одеялом и не спускала взгляда с огромного гардеробного шкафа, дверь которого была приоткрыта. И из щели на Кэри смотрел… кто?

Она не знала.

Он жил в шкафу все время, но показывался только по ночам. Кэри рассказала о нем няньке, а та отмахнулась, велев не придумывать себе глупостей. Нянька спешила на кухню, где давно был готов ужин, а к нему старая повариха, которая сошлась с нянькой, почуяв в ней родственную душу, припасла бутыль сливовой наливки. Нянька предвкушала неспешный ужин и беседу, благо, в доме всегда хватало поводов для сплетен. А Кэри все не желала укладываться.

— Спи, а то леди Эдганг пожалуюсь, — рявкнула нянька и, задув свечу, ушла.

Тотчас с тихим скрипом приотворилась дверь шкафа, и Кэри ощутила на себе пристальный внимательный взгляд.

— Уйди, — попросила она, но тот, кто наблюдал за ней, уходить не собирался. Напротив, она вдруг услышала дыхание, близкое, частое. И словно бы тень по полу мелькнула, подбираясь к кровати.

…если закричать, то кто-нибудь услышит.

Прибежит.

Спасет Кэри.

Но как она ни пыталась, не сумела открыть рта. Сколько она просидела в темноте? Долго, как показалось ей самой. И ответом на молчаливый призыв, открылась дверь в комнату.

— Ты спишь? — спросили ее шепотом.

— Нет, — также шепотом ответила Кэри.

— А что делаешь?

— Боюсь.

Она щурилась, пытаясь разглядеть того, кто вошел в комнату, но видела лишь белое пятно ночной рубашки.

— Кого боишься? — деловито осведомился он и прикрыл за собой дверь.

— Того, кто живет в шкафу…

— Сколько тебе?

— Пять.

Сейчас он скажет, что Кэри уже взрослая и все придумала…

— В пять еще можно бояться шкафа, — он шел к ней и, добравшись до кровати, велел. — Подвинься. Когда вдвоем, оно не так страшно.

— А ты кто?

Кэри подвинулась, подумав, что нянька точно разозлится, когда обнаружит в постели этого мальчишку. Он же, забравшись в постель, нашел ее руку и сжал.

— Твой брат. Меня Сверром звать.

— Кэри, — его пальцы держали крепко, и Кэри, наконец, смогла дышать.

Кто бы ни таился в темноте, теперь он до Кэри не доберется.

— Я знаю, — ответил Сверр, сдавливая ее руку. — Ты выродок. Так мама сказала.

Он обнял ее и поправил одеяло, которое почти съехало на пол. Сверр был худым и очень горячим.

— А твоя мать была шлюхой. Мне нельзя с тобою разговаривать.

Кэри всхлипнула.

Она не поняла многих слов, но звучали те обидно.

— Ты еще боишься? — Сверр вдруг обнял ее и носом в волосы зарылся. — Не бойся. Я никому не позволю тебя обидеть. Я всегда хотел, чтобы мне сестру родили.

Он остался на ночь, и нянечка, заглянувшая в комнату Кэри утром, лишь головой покачала, пробормотав что-то неразборчивое, но наверняка неодобрительное…

— Сверр был хорошим…