Искры гнева (сборник)

— Да, чувствовалось. Холодно. А ему ж нужно там работать… А мы со своими требованиями… — укоризненно сказал Рыбальченко.

— И в такое время… — поняв намёк, согласился Гудков.

Они пересекли наискось площадь и направились к Москве-реке. Им хотелось издали, с моста, взглянуть на кремлёвские башни, на панораму города. Опускался вечер, серые громады домов окутывали прозрачные туманы. В такую пору над всеми крышами должен бы подыматься сизоватый и чёрный закурчавленный дымок, но сейчас лишь кое-где вились тоненькие беловатые струйки и внезапно обрывались, таяли. Казалось, там, вдалеке, пустой и очень холодный город, что холод пронизывает землю, воздух, сковывает, давит, и от этого дома теснее прижимаются друг к другу, нижутся в кривобокие хмурые кварталы.

— А что нам скажут земляки, когда мы приедем домой? — спросил вдруг Рыбальченко и себя и своего товарища.

Гудков молчал. Его тоже беспокоил этот вопрос. Шахтёры двух шахт снаряжали их в дорогу, и они, конечно, спросят, как выполнен их наказ.

…Кто первый подал мысль направить посланцев в Москву — неизвестно. Она родилась в гуще народа, и, возможно, даже не в Краснодоне, а где-то в другом месте. И не один человек, наверное, подумал об этом деле, а десятки, сотни, а может быть, и тысячи людей. Ведь онемел, застыл опустошённый бандами генерала Деникина и всяких атаманов донецкий край. Остановились шкивы на копрах, забои заливает вода, в шахтёрских селениях холодно и голодно.

Откуда-то пошли волнующие слухи, что будто бы шахтёры из Крындычевки, а другие говорили — из Горловки, посылали своих представителей в центр, в Москву, и те посланцы добились от правительства помощи. И будто бы уже приходят большие средства, дают денежные авансы тем, кто начинает работать на шахтах.

"И нам нужно действовать…"

"Конечно, чего сидеть, молчать…"

"Попросим помощи…"

"А и действительно, что мы, хуже других?" — заговорили в Краснодоне.

"Да, да, под лежачий камень, как говорится, вода не течёт. Начинаем действовать…"

Подобные разговоры были и в тот день, когда на запустелый двор шахты собрались забойщики, слесаря, крепильщики, коногоны. Совет держали долго, а решение было короткое: послать в центр таких, которые хорошо знают шахтёрскую жизнь, а главное — как следует постояли бы за общественное дело…

— Скажут, поручили недотёпам: поехали, покрутились и, с чем были, с тем и приехали, — заговорил снова обеспокоенный Степан Рыбальченко.

— Несомненно, что так скажут, — отозвался Гудков. — Ну и пусть говорят, ропщут, а я иначе не мог! — заявил он решительно. — Пусть бы мне дали сто наказов от ста обществ, я всё равно повёл бы себя так, как мы, друже, с тобой…

— Да, — сказал многозначительно Рыбальченко. — И если бы кто-нибудь другой был на нашем месте…

— Верно, твоя правда, Степан, — подхватил, перебивая, Гудков. — Будь кто-нибудь другой, он тоже поступил бы так, как мы, да и каждый честный человек…

— Каждый честный, — повторил Рыбальченко, — а как же… Ну что ж, поворачиваем на ту стёжку, которую утоптали.

Гудков молча кивнул головой в знак согласия.

Друзья ускорили шаг по дороге к вокзалу.

За несколько суток дороги от Москвы до Донбасса шахтёрские посланцы имели возможность наговориться вволю, обдумать свои дела. Между ними не раз возникал один и тот же назойливый вопрос: как встретят их краснодонцы? Что скажут, когда узнают, что они прибыли с пустыми руками. Степан Рыбальченко даже предложил возвратить "дорожную субсидию" — сто двадцать миллионов рублей и две сумки хлеба, полученные от общества. Правда, сделать это не так-то легко — надо же иметь те деньги, а они истрачены, и сумки давно уже пустые. Но Степан всё же настаивал: раздобыть деньги и рассчитаться. Гудков решительно возражал, доказывал, что они не виноваты, и шахтёры их поймут.

— А если нет?.. — не сдавался Рыбальченко. — Придётся рассчитываться.

После долгих споров они так и не пришли к согласию. Вопрос остался открытым. Его должны были решить земляки-краснодонцы.

Известие, что посланцы возвратились, быстро облетело посёлок. Краснодонцы тут же узнали, как происходила и чем закончилась их поездка, так как ещё на станции Семенкино, в нескольких километрах от посёлка, посланцы встретились с земляками и, конечно, ничего не утаили перед ними из того, что довелось видеть и слышать в Москве.

Фёдор Иванович и Степан Михайлович договорились между собой, что отчитываться будут завтра или послезавтра, когда хорошо отдохнут и сориентируются, как им лучше себя повести.

Не успел Гудков явиться домой, как к нему начали сходиться соседи, знакомые. Пришлось, наверное, уже в десятый раз рассказывать о поездке. А люди приходили и приходили, и каждому хотелось всё подробно знать, и в первую очередь, как происходила беседа с Лениным.