Искры гнева (сборник)

— Верно, — подтвердил Семён. — Он заявляет, что у него есть грамота на земли на сто вёрст вокруг. А кто не верит, сопротивляется ему, того наказывает. Позавчера, например, покарал двух женщин — старую Ярыну и её дочь Мотрю — за то, что они отказывались идти на панщину. Ярына в тот же день умерла. А вчера он забил до смерти пастуха Данилу. Да и сейчас, вы же видели, раскроил арапником голову воловику.

— Всё ясно! — остановил Семёна Шагрий. — Какое будет наказание извергу?..

В это время от поляны, где стояли мажары, послышался лай собак, донеслись людские голоса. Там, наверное, встревожились внезапным исчезновением пана. Отчётливо раздавался и голос воловика Тымыша, который успокаивал людей и направлял их искать Синька не в ту сторону, где он находился на самом деле.

Услышав голоса, Синько попробовал было повернуться на бок, чтобы затем позвать на помощь. Но Семён надавил сильнее остриём пики ему на лопатку, и он успокоился, продолжал лежать неподвижно.

— Так что же решим? — вновь спросил Шагрий.

— Вот есть верёвка. Крепкая. А ветка дуба выдержит, — сказал Яким. — Но, может, не нужно с теми верёвками и возиться. Может, просто нанижем на пику?..

— А вдруг у господина есть хоть капля совести и он теперь оставит людей в покое… — проговорил задумчиво Семён.

— Помилуйте… — умоляюще заскулил Синько. — Не убивайте…

— Так, может, на первый раз помилуем? — спросил Шагрий. — И посмотрим, как он после этого будет обращаться с людьми.

— Давайте помилуем.

— Пусть будет так.

— Проверим… — проговорили все трое один за другим.

Над вершинам" деревьев начало уже светлеть. На востоке зарозовело — выплыла луна. Надо было торопиться.

Они ослабили немного верёвки на руках Синька и быстро пошли к оставленным на полянке лошадям.

Возвращались той же степной дорогой — напрямик. По освещённой луною земле кони ступали уверенно, бодро. Побратимы молчали, будто им не о чем было говорить. В действительности же каждого беспокоило: не зря ли истрачена ночь? Может быть, этого Синька нужно было по-настоящему проучить?

— Помещик Качура тоже клялся, божился, — нарушил первым молчание Яким. — А теперь, подлец, снова взялся за своё: загрёб общественные левады, луга.

Григор и Семён молчали.

Шагрий вспомнил, как однажды перед вербной неделей они "поймали" вечером Качуру на леваде и начали совестить его. Рассвирепевший помещик схватил вилы и полез в драку. Тогда они связали его и хорошенько поколотили. Качура божился, клялся, что отныне ногой не ступит на чужое, будет вести себя хорошо. А выходит, обманул их…

— Вы думаете, что мы напугали пана Синька? — не унимался Яким.

— Просился вроде слёзно, — сказал Шагрий.

— Посмотрим. Будет видно, — отозвался Семён.

Он вдруг представил себе свою подругу Хрыстю. Утром она узнает о том, что случилось с Синьком, зайдёт к Семёновой матери, и они вдвоём будут долго радоваться тому, что проучили наконец-то мироеда… А дня через два Семён и сам наведается в Ясенево и расскажет, как всё происходило…

Уже около Бахмута, в ивняке, передавая коня Семёну, Григор сказал:

— А не следует ли нам, друзья, действовать покруче?

— Да, щекотанием их не проймёшь, — поддержал Григора Яким.

— Я тоже так думаю, — проговорил Семён. VI уже вдогонку Шагрию крикнул: — Ничего. Доймём чем-нибудь и поострен!

Когда топот конских копыт затих, Синько повернулся на бок, освободил от верёвок руки и ноги, снял с глаз повязку.

Долго сидел, отдувался, приходил в себя, всё ещё не веря, что остался не только живым, а даже и непобитым. Лишь на спине, там, где её касалось острие пики, намного саднило.

Наконец Синько поднялся на ноги и погрозил кулаком в ту сторону, куда поехали ночные гости. Ему казалось, что он уже где-то слышал голос одного из них. Да, да! Он видел его не раз в Торе, в Святогорске: высокий, плечистый, крутоголовый, глаза серые, волосы вихрастые, русые. И так же, как этот, немного картавит. Надо скорее найти его! А там ниточка приведёт и к тем двоим…

Даже не узнав, целы ли его возы с шерстью, Синько быстро пошёл к своему двору. Он решил прихватить нескольких охранников и двинуться за ночными гостями в погоню. Но, войдя во двор, передумал: не годится ему, состоятельному, известному в округе помещику, лично гоняться за какими-то голодранцами. И в погоню охранники отправились без него.

На рассвете отряд из восьми вооружённых всадников с запиской Синька к Грименко о помощи выехал в Бахмут.

Семён спрятал в потайное место оружие и не спеша направился к своей мажаре-будке. Навстречу ему на полном скаку мчался Касьян. Подъехав, он соскочил с копя и быстро проговорил:

— Там за тобой ловцы!.. Бери моего коня, он свежий, и беги!

Но бежать уже было поздно. Их окружили вооружённые всадники. Они связали Семёна, бросили его на возок и повезли с собой…

Гордей Головатый появился около мажары-будки, когда возок с Семёном, окружённый всадниками, только что отъехал.

Поздоровавшись с нахмуренным Касьяном, он спросил, где ему найти пастуха Семёна.