На пути попался ручеек, за которым предстояло пробежать метров сто по открытой местности. Ефим пробежал. Михаил это видел. Но теперь там скрестились две пулеметные трассы, которые словно задались целью скосить кустарник — единственное прикрытие для партизан, которые рискнут перебежать поляну, чтобы оторваться от врага.
Михаил оглянулся на своих, глазами показал следовать его примеру: повесив винтовку за спину, а запас патронов взяв в левую руку, вошел в ручей и поплыл, отталкиваясь свободной рукой и ногами. Весь отряд последовал за ним. Пулеметная стрельба на поляне стала еще яростней, еще беспощадней. Там, где несколько минут назад зеленели густые ольховые кусты, теперь у самой земли торчали белые обшарпанные ветки. Взорвалась граната, потом еще и еще. Немцы прочищали себе дорогу.
У берега, в зарослях осоки, Михаил поднял голову, чтобы осмотреться. За огромным пнем лежал немец в каске и стрелял из пулемета. За ним зеленела фигура второго немца, который, вероятно, подавал ленту. Ясно было, что и эти стреляют не по цели, а лишь «прочищают» лес.
Проследив глазами за вьющейся по лесу лентой осоки, Михаил понял, что ручей огибает подковой выбранную пулеметчиком позицию, поэтому дальше ползти в воде невозможно. А лежать здесь тоже долго не придется. Сейчас фашисты натешатся, кончат свою косьбу и пойдут во весь рост. И уж конечно, увидят в ручье группу партизан.
Оглянувшись, Михаил кивнул Ермачку, мол, следуй за мной. И пополз по осоке в направлении к пулемету.
Когда ползешь, когда подкрадываешься к врагу, который держит тебя под страхом смерти, сердце бьется вдвойне сильней и, кажется, выдает тебя своим стуком. В ушах стоит сплошной гул и звон. Но не робей, ты слышишь его только сам, а враг увлечен своим делом, стрельбой. Стрелять, особенно если тебе не отвечают тем же, очень интересно. Выпускай ленту за лентой, смотри в звенящий, ревущий, гогочущий лес и воображай, что там где-то валятся снопами неприятельские отряды. Сыпь, нажимай.
Видно, такими героями и чувствовали себя сейчас двое пулеметчиков в капустно-зеленых мундирах, но только до той самой минуты, пока с совершенно неожиданной стороны на их головы не обрушилось по винтовочному прикладу. Немецкий пулемет утих лишь на минутку. А потом он повернул в обратную сторону, где на поляну уже выходили автоматчики, и ударил им в упор.
— Ганс! Доннер веттер! — заорали с противоположной стороны поляны, видимо уверенные, что пулеметчик Ганс, увлекшись, стал стрелять по своим. Немцы, вышедшие было на поляну, попадали. Одни быстро уползли обратно в лес. А некоторые так и остались там, где залегли…
«Этот пулеметчик с напарником или шел вслед за собакой и проводником, или мы не заметили, когда он оторвался от своих и перебежал поляну, — размышлял Михаил, стараясь определить, остался на их пути кто-нибудь из немцев или нет. — Попробуем рвануться к густолесью». И взмахом руки Михаил поднял свой отряд на перебежку.
Но только он это сделал, кто-то больно рванул его за руку, словно хотел остановить. Михаил даже оглянулся. Но тут же упал. Пули горячим ливнем зажужжали вокруг него. Стрельба громовым шквалом заполнила уши. Ермачок лежал рядом с немецким пулеметом и, бледный, смотрел на Михаила. Видя, что Михаил собирается переползать, Ермачок снял свой ремень и туго перетянул руку командира выше локтя, чтоб кровью не истек. Быстро поползли в глубь леса, уже не обращая внимания на пулеметный огонь, рвавший землю, крошивший листву и ветви деревьев. Остальные бойцы, поняв, что командир ранен, подобрались поближе и ползли кучнее, все время посматривая на Михаила. Заметив, что за командиром остается на траве кровавый след, Ермачок достал из кармана неприкосновенный запас перевязочного материала и за первым толстым деревом быстро сделал перевязку.
— Дальше лес густой. Рванем? — кивнул Михаил товарищам.
— Иного выхода нет, — ответил Саша. — Но найдем ли тех ребят?
— Попробуем! — ответил Михаил и побежал в чащу старого елового леса.
Здесь деревья надежно укрывали партизан от глаз и от пуль врагов, которые бесновались, исходя истошным пулеметным огнем, бросали гранаты, орали на весь лес. По лесу, как и прежде, шли они, видимо, очень медленно, потому что и стрельба и крики быстро отставали от партизан, теперь бежавших уже во весь рост.
Лес становился гуще и сырей. Сосен совсем не стало. Все чаще среди ельника стали попадаться поляны, поросшие ольхой, — явный признак заболоченности. Наконец еловый лес совсем кончился, и пошел густой невысокий ольшаник вперемежку с лозняком.
Вдруг сбоку из лозняка послышался окрик:
— Миша! Ермачок!
Все узнали голос сибиряка.
— Ефим! — ответил Михаил. — Ты не ранен? Один? Где отряд?
— Все здесь! — ответил Ефим. — Скорей сюда. Тебя командир зовет.
— Командир зовет? — удивился Михаил и дал знак своим остановиться здесь и занять оборону.
В гуще лозняка Михаил увидел Ефима и остальных незнакомых ему партизан. Ефим и еще двое стояли как на боевом посту — винтовки наизготовку. А остальные склонились над раненым.