Вот не люблю я просыпаться на новом месте! Непривычно и неуютно в этом странноприимном доме зимним утром. Хоть и широки лавки вдоль стен помещения, где ночевали мы все, кроме земана с сыном и посланного спать на конюшню — ну, и стеречь наше движимое имущество от 'угона', разумеется, — Ивана, но кожух, который я использовал вместо одеяла, сполз на пол. Сквозняки же здешние могли разбудить кого угодно. Ну, или заморозить нафиг до состояния тушки мамонта из вечной мерзлоты. На мамонта я не подписывался потому пришлось вставать, в полумраке — ставни–то закрыты — отыскивать 'заветную кадушку', там же умываться из фляги, с грустью вспоминая об оставшемся в далёком будущем совмещённом санузле, выложенном белой шахтинской плиткой. Приведя себя в пристойный вид и прихватив с собой заплечный мешок со всякой полезностью, я спустился в обеденный зал. Морозный воздух свежей струёй вливался в распахнутую дверь, донося чуть приглушённый шум улицы. Один из давешних подростков сгребал в корчагу остатки пищи со столов, сметая туда же крошки веничком из гусиных перьев. Больше в помещении никого не было.
— Что, хлопец, свиньям собираешь?
Тот, дёрнувшись от неожиданности, обернулся:
— Нет, добрый человек! То пани Новакова, нашего мастера супруга, нищим милостыньку ежеден творит. Яко пойдёт в храм, так и прихватит.
— Вот оно как… Доброе дело. А скажи, хлопче — кстати, как тебя звать?
— Яськой.
— Так вот скажи, Ясь: как мне до францисканской обители добраться? Слышал я, что там частица святых мощей храниться. Хочу к ним приложиться…
— То, добрый человек, тебе не близко. Тебе потребно из Града через южные врата в Малу Страну пойти, а там, через Юдитин мост, в Пражске Место. В Пражском Месте градских стен нету, так что ступай тож к югу, а там спросишь. После часа девятого точно там будешь. А вот пустят тебя, нет ли — того не ведаю. Да и пан твой, верно, озлится, что ты сшед…
— За моего пана не беспокойся. Знает он, куда мне нужно. Возьми вот обол за помощь. Если возьмёшься проводить — хеллер получишь.
— Нет, добрый человек! Никак нельзя! Моё дело — здесь находиться неотлучно. А то ведь мастер Новак прибьёт: скоро люд пойдёт, кто яства–пиво носить станет?
— Ну, на нет и суда нет. Будь здрав, Ясь!
— И тебе, человече, гладкий путь! Будешь вертаться — так не забудь что градские врата после вечерни закрываются не враз, а по колокольному звону. Как третий колокол услышишь, значит, можно боле не спешить, ищи себе ночлег в Пражском Месте. А ни в Мала Страну, ни в Пражский Град тебя до свету никто не пустит!
Да уж, география… В двадцать первом веке таксист довёз бы максимум за час. Ежели без пробок. А тут придётся топать и топать ножками: кони принадлежат земану, да и за проезд через городские ворота, за переправу со всадника или саней берут всяко поболе, чем со скромного пешехода.
Покинув постоялый двор, я сориентировался по солнцу и зашагал по направлению к южной городской стене. Коренных отличий пражских улиц от Жатеца я практически не заметил: разве что кроме двухэтажных встречались и здания в три этажа, кое–где дома прямо над головами прохожих соединялись крытыми галереями. Да какие там 'галереи'! Целые этажи, с мощными каменными стенами, нависающие поперёк узких улочек. Ещё одна особенность Пражского Града радовала глаз — местами за затянутыми бычьим пузырём оконными проёмами угадывались украшающие подоконники длинные ящички с цветами.
Старательно обходя кучки мусора у стен, чёрные и жёлтые пятна от печной золы и выплеснутых за окно поганых бадеек на давно уже не белом утоптанном снегу, примерно через час я добрался до выхода из города. Поскольку солнце уже поднялось достаточно высоко, ворота были давно открыты, так что последние метров триста я то и дело был вынужден жаться к домам, пропуская гружёные разной снедью сани богатых мужиков, спешивших на рынок. Мужики победнее волокли свой товар в заплечных коробах, сплетённых из лыка. Оно и понятно: Пражский Град по нынешним понятиям немал, а жителям чем–то да надо набивать животы.
Покинув Пражский Град и пересекши довольно большой — километра с полтора заснеженный пустырь между городами, ещё не слившимися в будущую единую Злату Прагу, я приблизился к валу, поверх которого высилась стена, ограждающая Малу Страну. Однако здесь на карауле у ворот торчали явные пращуры наших гаишников. Помимо входного — целых три хеллера! — эти вымогатели в доспехах вытянули из меня ножевое, прихожее, а также мзду за топтание городской земли. После того, как пять с половиной хеллеров перекочевали из моего омоньера в загребущие грабалки усатых постовых, я откровенно порадовался, что топаю пешкарусом: с солидно выглядящего горожанина, въезжающего верхом на муле, 'гибддешники' собрали целых одиннадцать! Учитывая, что за подённую работу землекопа в это время платили всего два хеллера, особого желания у простолюдинов часто наведываться в Мала Страну явно не было…