Вокруг была толчея. Возле длинного ряда столов, заставленных чашками с борщом, с требухой, с вареной и жареной печенкой и бутылками с водкой, стояли харчевники — мастеровые люди, закусывали. Некоторые, запрокинув голову, глотали водку прямо из бутылки, другие опрокидывали стакан в рот, выпив, кряхтели и сплевывали. А поодаль валялись пьяные, и мухи роями сидели и ползали по лицам их, по губам.
Леон повел мутными глазами вокруг и вдруг яростно крикнул:
— За что измываются над людьми? За какие грехи жить не дают простому человеку? Нет правды на свете! Не-е-ту-у!
Некоторые обернулись к нему, пололи плечами и отвернулись, продолжая есть и шуметь.
Ольга потянула Леона за рукав.
— Лева! Леон, ты с ума сошел! Кому тут докажешь?
Но Леон стоял, как бык, и исподлобья смотрел на толпу бессмысленными глазами.
Из питейной вышел усатый полицейский, строго посмотрел на Леона, на Ольгу.
— Муж? — спросил он, выпятив живот и заложив руки назад.
Ольга кивнула головой.
— Веди домой. Не то переночует в участке.
Ольга что было сил дернула Леона за руку и повела с базара. Вела его под руку, а у самой слезы выступали на глазах от обиды.
У завода их догнал высокий худощавый человек с огромной рыжей бородой чуть не до пояса. Шутливо он заметил Ольге:
— Ай-я-яй! Такая молодая, а мужика уж тащит домой. Где работает?
— Не работаем мы, папаша, — смущенно ответила Ольга.
Человек с длинной бородой был Иван Гордеич Горбов, мастер доменного цеха. Замедлив шаг, он стал расспрашивать, откуда Леон и Ольга, и неожиданно сказал:
— Поговорю завтра с начальством, может, куда-нибудь устроим. А вот пить, сынок, не стоило бы, — незлобиво попенял он Леону.
Леон искоса посмотрел на него, крупного, розоволицего, с лежащей на груди огненной бородой, и ничего не ответил. Что-то не понравилось ему в этом благообразном, чисто одетом человеке, похожем скорее на церковного старосту, чем на рабочего. Но Ольга стала упрашивать Ивана Гордеича помочь их беде.
— Жить нечем, папаша, оттого он такой. А так он непьющий, — оправдывала она Леона. — А я вот в прислуги хочу поступать.
— Ну, это не работа, — возразил Иван Гордеич. — Завтра приходите к заводским воротам. Что-нибудь придумаем.
На следующий день Леон и Ольга пришли к заводу задолго до гудка. От Ермолаича они уже узнали, что Горбов — мастер и на хорошем счету у начальства. На всякий случай Ольга прихватила с собой полушалок, купленный незадолго до ухода с рудника. Жалко ей было полушалка, но делать было нечего, и едва Иван Гордеич подошел к ним, она неловко сунула белый полушалок ему в руки.
Леон посмотрел на Ивана Гордеича, на его бороду и подумал: «Шкура». Но Иван Гордеич повертел полушалок в крупных своих руках и вернул Ольге.
— Хороший, шерстяной. Тебе к лицу — с красными розочками. Только напрасно ты это, дочка. Я такими делами не занимаюсь, не православное это дело, — отечески пожурил он Ольгу и сказал: — А мужика твоего я и так решил взять на камнедробилку.
Ольга смутилась, не знала, что и говорить. Ее опередил Леон:
— Спасибо, папаша. Но только мы не муж и жена. Мы так, вместе приехали. Устройте ее, Ольгу, а я подожду.
Через два дня Ольга пошла на работу в утреннюю смену. Леон проводил ее на бугор, за поселок, постоял немного. Внизу перед ним, в лощине, шумел и дымил завод. Леон смотрел на него, на город вдали и думал об Алене, об Ольге. «Жена… гм… Разве Ольга похожа на мою жену?» — мысленно спрашивал он себя и не знал, что ответить.
Постояв немного, он медленно пошел по бугру, незаметно очутился в степи да так и пробыл там до обеда. Когда он вернулся домой, жена Ермолаича, сухонькая, пожилая женщина, осторожно спросила:
— Проводил? Долго-то как. Вы как с ней, с Олей? Может, на ночь вместе стелить?
Леон не задумываясь ответил:
— Стелите, как стелили, мамаша. Отдельно.
Вечером вместе с Ермолаичем пришел старшой мелкосортного стана Александров. Порасспросив Леона о том, где он работал и что умеет делать, Александров велел ему приходить в цех вместе с Ермолаичем.
— Посмотришь, как ребята таскают мотки проволоки. Крючочником придется пока поработать.
Когда Александров ушел, Ермолаич сообщил, что старшому пришлось напоить водкой мастера Шурина, чтобы тот согласился принять новичка.
От высоких кирпичных и железных труб по утренней сини неба в сторону востока протянулись хвостатые космы черно-бурого дыма, а там, на горизонте, в сплошном дымчатом мареве стоял красный диск солнца.