Хейвен решительно кивнула, по-прежнему не смотря на Коррадо.
– Кармин сказал, что у Вас будут проблемы, если я когда-нибудь заговорю о своем происхождении, но, клянусь, этого никогда не случится.
Подняв руку, Коррадо призвал Хейвен к тишине, пресекая ее попытки оправдаться.
– Дело не только в этом. Важно не только то, что и кому ты говоришь… но и то, что ты делаешь. Люди, подобные мне, каждый день берут на себя ответственность за других – за соратников, друзей, членов семьи. Мы клянемся в том, что это хорошие люди, которые никогда нам не навредят. Мы клянемся в том, что им можно доверять. Если же мы ошибаемся, то это означает, что мы солгали. Это означает, что своим существованием в этом мире, своими жизнями они не приносят нам никакой пользы. Несмотря на то, что теперь ты вольна сама распоряжаться своей жизнью, я не могу допускать каких бы то ни было сомнений, поэтому сложившиеся обстоятельства диктуют нам некоторые ограничения.
Хейвен напряглась.
– Ограничения?
– Да, ограничения, – сказал Коррадо. – Но они куда лучше, чем существующая для них альтернатива.
– Какова она?
– Альтернатива заключается в возможности остаться у Сальваторе, – ответил Коррадо. – Или умереть. Не знаю, какая из возможностей кажется тебя худшей, но ни одну из них приятной не назовешь. Поэтому я на стороне ограничений. Ко всему, у каждого из нас они есть. Масса людей ограничена многообразными барьерами – необходимостью пристегиваться, не брать чужого. Католики ограничены заповедями – не желай жены ближнего твоего, не произноси имени Господа всуе. Монахи берут на себя обет безбрачия, юристы и священники соблюдают конфиденциальность, а мы, Хейвен, даем обет молчания и лояльности. Все мы живем в одном и том же аду, только дьявол у нас всех разный.
Сделав паузу, Коррадо поправил свое обручальное кольцо. Не сумев подобрать нужных слов, Хейвен решила промолчать.
– Наш дьявол отвергает презумпцию невиновности, – продолжил Коррадо. – Он сначала стреляет и только затем задает вопросы – возможно и такое, что не задает вовсе. Один взгляд, один неверный шаг – и ты виновен. Осуществление наказания опережает приговор. Наш дьявол не проявляет милосердия. Для него это недопустимо. Ты понимаешь?
Хейвен кивнула.
– Да, сэр.
– Держись в тени, если хочешь быть в безопасности, – сказал Коррадо. – Занимайся своими делами, держись особняком и никогда не контактируй с полицией. Если случится такое, что коп захочет тебя допросить, то попроси адвоката и позвони мне, независимо от ситуации. И никогда не приглашай полицейских в свой дом. Никогда.
Хейвен побледнела, по ее телу прокатился озноб, когда она вспомнила об офицере Барански.
– Я… я не знала…
– О чем?
– К нам приезжал офицер, задавал вопросы про Николаса. Я не знала, что мне нельзя с ним разговаривать. Доктор ДеМарко сказал, что я должна ответить на его вопросы, дабы он оставил нас в покое.
– Винсент попросил тебя побеседовать с полицейским?
Хейвен нерешительно кивнула.
– Он пригласил его в дом.
Коррадо нахмурился, однако спустя мгновение его лицо вновь казалось непроницаемым.
– Когда это было?
– Два дня назад, – ответила Хейвен. – Вы были наверху. Это случилось сразу же после вашего прибытия.
В комнате на несколько минут воцарилась тишина. Хейвен замерла, опасаясь реакции Коррадо. Он, в свою очередь, не шевелясь, смотрел в пустоту, и, если бы он не моргал, Хейвен засомневалась бы в том, что он вообще был живым человеком из плоти и крови.
– Ты не знала, что следует делать в подобных ситуациях, – наконец, сказал он. – Никто тебе этого не объяснял, но теперь ты в курсе.
– Да, сэр.
Поднявшись, Коррадо направился к выходу, не сказав больше ни слова. Дойдя до дверей гостиной, он остановился, заметив в фойе Селию. Ее довольная улыбка была явным подтверждением того, что она слышала их разговор.
– Держись подальше от этого, – предупредил ее Коррадо. – Твое вмешательство больше не требуется.
* * *
Рождественское утро пролетело незаметно. Кармин казался рассеянным, он наблюдал за собравшимися, словно ожидал некого происшествия. Вместо того, чтобы поучаствовать в праздновании, он погрузился в свои мысли.
Время от времени Хейвен замечала его гневные взгляды и приглушенные, напряженные беседы, сбивавшие ее с толку. Несколько раз она спрашивала у Кармина, что происходит, однако в ответ он только лишь улыбался и просил ее не волноваться.
Посмотрев вечером несколько рождественских фильмов, все начали обмениваться подарками. Хейвен подарили несколько книг, принадлежности для рисования, одежду и новую пару кроссовок «Nike», выполненную в белых и розовых цветах. Празднование Рождества было скромным, практически гнетущим. Казалось, что в воздухе витало нечто неуловимое, отягощавшее атмосферу праздника. Хейвен не назвала бы это горем – скорее, это было чувство вины, смешанное с тоской, замешательством и мрачными мыслями.