Искупление

– Сплю, – ответила Гледа и закрыла глаза. Или ей показалось, что она закрыла их, потому что она продолжала видеть? Вот только видела она уже не костер, да и не сидела на согревшейся от ее тела и костра земле, а стояла на крепостной стене над спящим городом. Убывающая луна освещала прямые улицы, черные дома, башенки храмов и дворцов, площади и тонущие во тьме каменные изваяния, среди которых не было ни единого огонька, но свет луны и звездное сито, опрокинутое в небо, освещали их.

– Не бойся, – услышала она голос Флита и вздрогнула. Задрожала.

Флит как будто стоял рядом и был таким же серым, как улицы и дома у ее ног.

– Я здесь, чтобы ты не испугалась, – произнес он, не поворачивая к ней головы. – Открыть тебе секрет, что Пепельная пустошь не только там, где все кажется серым. Она везде. Так что не удивляйся. Лики хочет поговорить с тобой. И Макт.

– Но ведь они… – Гледа не узнала собственный голос. – Ведь они мертвы.

– И я мертв, – согласился Флит. – Всегда хотел сказать тебе, как ты мне нравишься, Гледа. А когда стал мертв, оказалось, что это неважно. Нет, ты не перестала мне нравиться, но мои чувства подобны крохотной точке на храмовой фреске. Стоит сделать шаг назад и она сливается с другими точками.

– Как ты… – хотела спросить Гледа, но Флит уже изменился. Стал чуть выше ростом, шире в плечах. Повернулся к Гледе и подмигнул ей.

– Нормально. Но мне трудно судить, для меня это секунда, растянувшаяся на годы. И я словно присутствую в каждом дне из этих лет одновременно. Может быть, следующая секунда станет иной? Кстати, здесь у меня обе руки на месте!

– Макт… – едва не захлебнулась слезами Гледа. – Мы не уберегли тебя!

– Это было предопределено, – пожал плечами Макт и отступил на шаг. – Не нужно объятий. Не разочаровывай себя. Моя боль в прошлом, а твоя в будущем. Будь осторожнее, Гледа.

– Что мне делать? – всхлипнула Гледа.

– Иди в Опакум, – донеслось в ответ, и она поняла, что напротив нее стоит Лики.

– Мама, – прошептала Гледа. – Это ведь сон?

– Конечно, сон, – ответила Лики. – Когда будет плохо, возьми отца за руку. Конечно, если он все еще будет твоим отцом…

– Будет плохо? – не поняла Гледа. – А разве теперь хорошо?

– Как бы ни было плохо, всегда может случиться, что оглянувшись, ты скажешь, что было хорошо, – прошептала Лики и стала отдаляться, уходить от Гледы, таять в темном провале крепостной башни, откуда выдвинулась новая фигура – странный, словно слепой воин в длинном, перехваченном ремнем гарнаше с длинными же, до плеч, светлыми волосами. Вот только глаз у него не было и он медленно делал шаг за шагом, размахивая перед собой диковинной глевией и повторяя одно и то же:

– Гледа! Где ты? Гледа!

– Гледа, – услышала она голос отца и проснулась.

– Уходим, – сказал Торн. – На то, чтобы привести себя в порядок и перекусить – у тебя пять минут. Не больше.

– Мне приснился страшный сон, – прошептала Гледа, хватая отца за руку.

– Мне тоже, – кивнул Торн. – Уснул минут на пять, не больше. Когда Падаганг сел у костра. И увидел во сне Чилу. Помнишь, старуху у костра у двойного менгира? Она сказала мне, чтобы мы спешили в Опакум, потому что он скоро будет осажден. Мы должны быть в Опакуме. Надо выходить к Берканскому тракту, он еще не весь захвачен.

– Это все? – спросила Гледа. – Ты теперь веришь снам?

– Я теперь верю всему, – процедил сквозь зубы Торн. – Магии, снам, мертвым, которые во сне разговаривают с живыми, всякой бестелесной погани, которая меняет тела так же, как хороший меч меняет плохие ножны. Кстати, я спросил у нее, как же все-таки найти эту самую Унду? Знаешь, что она мне ответила? Нет никакой Унды. И никогда не было.

– Тогда чья же дочь Филия? – удивилась Гледа.

– Спрошу, если Чила приснится мне еще раз, – пообещал Торн. – Поторопись.

Их осталось девять, а лошадей было десять, потому что Мабок ушел без лошади, но Торн отказался укладывать Макта на свободную лошадь. Он по-прежнему упирался коленями в тело сына и то и дело опускал на него ладонь, когда ему приходилось наклоняться под низкими ветвями. Два дня отряд Торна пробивался лесными тропами на восток, пару раз едва не выходил на тракт, но всякий раз натыкался на ползущие к Опакуму фризские воинства, и снова скрывался в лесу. В последний день пути они все-таки столкнулись с фризами. Сначала наткнулись на один труп на лесной тропе, потом на другой, расслышали скрежет мечей, пересекли мелкую лесную речушку и увидели на укромной поляне берканский дозор, отбивающийся от фризского отряда.

– Вперед, – не прокричал, а процедил сквозь зубы Торн, вытаскивая из ножен меч, и все девятеро, включая забывшего о гимнах Вая, ринулись в бой, чтобы снести, уничтожить, порубить на куски заразившую родную землю нечисть.

«Как в молодые годы, – подумал Торн, разя одного за другим воинов в диковинных доспехах. – Ни боли в суставах, ни слабости в ногах. Лики, пожалуй, и не узнала бы меня теперь. Вот только как ей рассказать про то, что я не уберег сына?»