Искупление

Близ того места, где Осетр-река слились с Москвой-рекой, уже стоял голубой княжий шатер заботой походного покладника и подуздного Ивана Уды, что был из родословной князей фоминских и смоленских. Дмитрий не мог держать в подуздных и походных покладниках своего боевого тысячника Дмитрия Монастырева. И как раз - легок на помине! - Монастырев неожиданно подскакал к шатру, но тесно уже было вокруг великого князя, и Монастырев прокричал через голову Боброка:

- Великой княже! - Он замялся, видимо надобно было начать с обычного: "Вели слово молвить", но смелый тысячник отринул эти церемонии и продолжил, привстав в стременах: - Пред нами - Мамаев углан Бегич!

- Где он ныне? - спросил Дмитрий и рукой сделал знак, чтоб расступились.

Монастырев подправил коня в круг бояр, окинул всех быстрым взглядом насмешливых глаз, померцал ямками на щеках:

- За Вожей-рекой! Пронск пожег! Вчерашний день, пополудни, реку Проню перешел со всеми обозами, а ныне у Вожи!

Дмитрий молчал, задумчиво перебирая ременные поводья, и тут Кошка встрял:

- А чего ты, Митька, не побил его, Бегича-то? Чего прибег, зайцу подобно?

- А поди-ко ты туда - получишь стрелу в нюхало. Митька первый оскалился грубой шутке, но пригасил улыбку: заговорил великий князь:

- Сколько у Бегича?

- Тыщ у ста, княже!

- Считано аль сам надумал?

- Две ночи по огням считали и две сторожи хаживали днем в обтек Бегичу. Тыщ у ста, княже, с обозным людом.

Дмитрий снова приумолк, спокойный, но мрачный. А в кругу опять загомонили:

- Эко привалило - у ста тыщ! - помрачнел Кошка.

- Да-а... Помахаешь десницею, - покачал головой Кусаков.

- Вот и хрен-то!

Кошка воровато глянул вокруг - митрополита не было, некому клясти непотребные словеса боярина, только осенил себя крестом семейный духовник великого князя, дьякон Нестор, пошедший в этот поход вместо Митяя.

- Как мнишь, Митрей, перешли ли нехристи Вожу? - спросил великий князь.

- Днесь не сподобились, княже, - твердо ответил Монастырев, и эта твердость в его голосе взбодрила многих.

- Ну, как порешим, бояре: теперь пойдем к Воже али поутру?

- Без роздыха не пущу, княже! - решительно поднял голос Иван Уда, и все приметили, что этот подузд-ный не чета подуздному дворянину, Семену Патрикееву, молодому и тихому сыну боярскому, этот как-никак из князей...

- Добре, Иван! - весело ответил Дмитрий. - Не пущаешь ныне - наутрие, до свету, выступим! - и, поворачивая коня к шатру, громко, дабы слышали те вой, что вострили уши вокруг, изрек: - Вожа на то и Вожа; станем биться за нее! [Вожа - пленница]

2

- Молчи! Доколе я стану в порубах высиживать? - Голос Лагуты гремел на дворе, а говорил он в избу, в растворенное оконце, где подвывала и что-то втолковывала ему Анна. - Эка мутноумна баба! Да кто ныне поверит те, что медведь мя заломал? А? Дитю вестимо, что медведи на Москве токмо с кольцом в носу живут! Молчи ты! Да! Да! Ране было у меня задумано про медведя, а таперь немочно этакую срамную весть по слободе да по всей Москве пускать! А как после тверской войны князь Серпуховской изловчился на меня? То-то! Велел платить прокорм двух воев, коли я от войны утек...

Елизар слышал все это и понимал, что не гривны жалеет ныне Лагута, а наступило иное время, когда угроза ордынская, забытая в годы Калиты и Ивана Красного, вновь означилась над Русью, неотвратимо и страшно. Из одной только их кузнечной слободы на Пьяне-реке сгинуло девять ратников. Мало было веселья в избе Лагуты, когда соседка вопила по своему мужу. Да и опять же, посуди хоть начерно, хоть набело, а Тверь Орде - не ровня. На каком безмене ни прикинь, а Орда перетянет. Орда, она и есть - Орда...

Елизар прислушивался к голосу Лагуты из своей избы. Он уж все собрал коня, доспехи, харч, еще Хали-мой навяленное мясо, сухари и сыр, крепко засушенный и просоленный по-татарски. Халима, Халима... Крест не успел путем вытесать, спроворил кое-какой: спешил с вестью о татарах. Хорошо, заказал панихиду в Симоно-вом монастыре. А Ольга уж чует неладное: молчит, уходит от людей за дворы, к Яузе, садится там и тихо плачет... Вот. Брат Иван наехал на Москву, останется, пока они с Лагутой на войне, за хозяина один на две избы, за отца детям, братом - Анне, а Ольге - за отца и за мать...

Анна готовила прощальный стол, крутилась в избе. Детишки приутихли на дворе, позабыв свои удочки и забавы, - не тот день: отец в кои веки в поход идет!

Лагута приготовил топоры на длинных ручках из суков старой яблони длинные топорища, таким достанешь - мало не будет...

- Белыми добры топоры! - похвалил Елизар и тоже сел на завалину избы, рядом с Лагутой.

- Да уж не чета копью! У того древко срубят - заказывай панихиду! А тут... Не-ет, топор с копьем не равняй.

- Истинно так! Этаким топором любое копье упредишь.

Иван принес охапку дров. Вскоре на дворе гуще запахло дымом и потянуло сытным хлебно-мясным духом - то запекался в ржаном тесте свиной окорок, еда ратникам. Из оконца слышались голоса Анны и дочери, та хоть и мала, но тоже толклась у печки. Помощница...