Искупление

Во все это время, пока епископ Василий читал вслух письмо Мамая к Олегу Рязанскому, тот стоял у любимого оконца на заокские дали, будто намеренно отвернувшись от тех оконец, что выходили на площадь с но-воотстроенной бедной церковью, где на паперти и вокруг сирой деревянной святыни густо толпились нищие, юродивые, калеки, сироты. Дальше, за церковью, рыжели выжженными дерновыми крышами низкие, хилые избы, построенные наспех после нашествия татарского, предпринятого Мамаем в отместку Руси за поражение на Воже. Горькоземельное княжество, истерзанное и попранное более иных...

- Преподобный Сергий, княже, разослал грамоты по всем княжествам, по градам и весям. Он зовет всех - от князей до смердов - обратиться к единому богу и стать заедино супротив страшного ворога, забыв распри и обиды. Каку отповедь дашь ты, княже?

Олег молчал.

- Нестор в обиде, что ты прогнал его. Речет, что-де пришел к тебе с божьим делом, прося тебя не забывать первостепенную печаль земли русской долголетнюю неволю и надругание поганых.

Олег молчал.

- Нестор молится днесь за Рязань, за тебя, дабы бог не отнял у тебя, княже, здравомыслие и укрепил тя в любви к православным... Ответь же и мне: чем отзовешься, пресветлой княже, на се письмо Мамаево? Ужели подымеши меч свой супротив единоверцев?

- А почто те единоверцы меня побита? Почто они, придя под рукою у Боброка, землю мою пусту створиша?

- То - междоусобие мерзкое, а ныне грядет черная туча Мамаева, грозна вельми, престрашна. В сей грозный час станешь ли ты, княже, вероотступником?

- Мамай повелевает мне быть заедино с Ягайлом на Коломне и, Мамая дождясь, пойти с войском его на Москву.

- Но то - промысел дьяволов! - воскликнул епископ Василий, и князь Олег, повернувшись наконец к нему всем телом своим, увидел покрасневшую лысину старика, заметил дрожание рук, в коих он все еще держал письмо Мамая.

- То - без крови поход: Дмитрей убежит на Двину!

- Великой князь Дмитрей сбирает войско, числом небывалое!

- Станет биться с Ордою?

- Сам праведный Сергий благословил его на рать, и не отступит он от многотрудного и славного дела сего... Не ходи, княже, с мечом на единоверцев своих - то грех великой, его не отмолишь ни ты, ни дети твои в веках.

- Мамай велит...

- Устранися от зла - и сотвориши благо.

- Мамай предаст огню всю землю мою!

- Бог милостив... Устранися, княже! Не пролей крови христиан.

- Мамай зол. Он силен. Он идет через Русь, дабы покорить немецкие, фряжские, свейские и все иные земли! Русь для него ныне - малая дернина под копытом его коня. Нам ли стоять супротив силы его бессчетной? С ним идут три орды, многое множество земель! Сила его необорима!

- А ты устранись, княже! Молю тя: устранись! Велика сила Мамая, но и сила Дмитрия немала. Русь что пахарь блаженной - силы своей до срока не ведает... Устранись!

Князь Олег поворотился к оконцу, унося от проницательного ока старика растерянный взгляд и тонкие, вдруг задрожавшие губы.

Через немалое время, в течение которого думы терзали его, он услышал гул голосов у церкви и приблизился к уличному оконцу. Там садился на коня духовник Дмитрия - Нестор. Нищие окружили его, прося подаяний. Их было так много, что только епископ Василий помог московскому посланнику выбраться из толпы.

- А ежели Дмитрей не побьет Мамая, кто укроет сих людей от петли, от рабства, от плети? Не благо ли то, что я не противлюсь силе необоримой? шептал князь Олег все громче и злее и... не мог убедить себя в правоте своей.

16

Москва еще жила своей обычной жизнью, но и она, эта жизнь, все чаще перетакивалась с тою, что внесена была переполнившими город полками. Их блеск и гром, ржанье коней, бой барабанов-тулумбасов, посвист сопе-лей будили от Кремля до слобод. Московские, видавшие всякое галки с криком повисали над церквами, но потом приноровились, стали отлетать на день с поля, будто осенью, и возвращаться к ночи в свои гнезда.

На плотине через Яузу, как раз напротив избы Ла-гуты, прилюдно пороли купца, торговавшего бражным медом и сбывавшего фряжское вино ополченцам, на что запрет вышел повелением самого великого князя. А в народе только и разговоров было, что о Мамае, об Ягай-ле да о князе Олеге, осыпанном проклятиями.

Кузница Лагуты - проходной двор. Днем и ночью там околачиваются отроки, мужеством наделенные, готовясь вместе с отцами и старшими братьями на рать, но после того, как по Москве разнеслась весть, что юный гридник Палладий сбирает войско юных воев, все как с ума посходили - все запросились в то войско, аж до младенцев сущих. Выла Москва материнскими голосами, но разве остановишь...

- Акиндин!

- Не приступай до меня!

- Да погляди ты на меня!

Старший Лагутин сын, Акиндин, доковывал себе ка-лантарь, ему было не до баловства младших, но меньшой брат, Воислав, грудью напирал, выставляя свои дощатые доспехи - зерцалы. То-то мать поищет дубовое днище у бочки!

- Да добёр, добёр!